Алкоголь объединяет: как на протяжении многих веков традиция выпивать вместе сближала людей

Психолог-когнитивист Эдвард Слингерленд написал книгу «Навеселе», в которой рассказал о том, как складывались отношения человека и одурманивающих веществ на протяжении всей истории. С разрешения издательства «Альпина нон-фикшн» мы публикуем отрывок из главы «Опьянение, экстаз и истоки цивилизации» о социальной функции алкоголя.

Социализация опирается на доверие. Поэтому неудивительно, что жидкие сыворотки правды всегда служили ярким символом социального сотрудничества и гармонии. В Древней Месопотамии пивной чан характерной формы олицетворял социальные взаимодействия в целом.

Ритуальные собрания в Древнем Китае, независимо от своего назначения — обретение гармонии между людьми или между живыми и их предками, — вращались вокруг спиртного, а главными ритуальными атрибутами служили бронзовые сосуды для питья, имевшие причудливую форму. Радостное восклицание «Духи пьяны!» в древней оде означает благосклонность предков и установление гармонии между живыми и мёртвыми. Во всём мире на протяжении всей истории пиры и попойки сводили незнакомцев, объединяли феодальные кланы, улаживали разногласия и способствовали созданию новых социальных уз. Например, слово bridal — «свадебный» — в современном английском языке происходит от староанглийского bryd ealu — «свадебный эль», которым обменивались жених и невеста, скрепляя свой союз, а главное, возникшую связь между их семьями.

Антрополог Дуайт Хит, один из первых исследователей социальной функции алкоголя, отмечает, что спиртное всегда играло жизненно важную связующую роль в ситуациях, в которых индивиды иначе оставались бы изолированными и вынужденно пребывали бы в одиночестве: моряки в порту, лесорубы, только что вышедшие из леса, ковбои, собравшиеся в салуне. Международная рабочая организация начала XX в. «Индустриальные рабочие мира» (Industrial Workers of the World, IWW) должна была решить серьёзную проблему общественного значения: помочь этнически неоднородным, испытывающим взаимные подозрения рабочим из разных отраслей и с разным жизненным опытом преодолеть узкие эгоистические интересы и предстать единым фронтом в коллективной борьбе с владельцами капитала, отстаивая лучшие условия труда. Огромную роль в решении этой задачи играли обильные возлияния в сочетании с музыкой и пением, что отражено в прозвище, под которым члены организации наиболее известны сегодня, — Wobblies, «шатающиеся». Скорее всего, оно отражало их привычку, спотыкаясь, бродить из салуна в салун.

Во многих культурах грандиозные попойки также служат задачам войны. В средневековых кельтских, англосаксонских и германских племенах принято было периодически напиваться до рвоты — это помогало привязать воинов к господину и друг к другу, обмен спиртным являлся выразительным символом верности и преданности. Как мы отмечали, Джордж Вашингтон, хотя и разгромил гессенскую армию, воспользовавшись опьянением её солдат, считал спиртное настолько важным компонентом военного боевого братства, что призвал Конгресс создать государственные винокуренные заводы, чтобы Армия США никогда не знала недостатка в пойле. Король Пруссии Фридрих Великий в 1777 г. выступил с обличительной речью против новой и, на его взгляд, опасной привычки пить кофе вместо пива.

Фридрих Великий

Король Пруссии с 1740 по 1786 годы

Отвратительно наблюдать, как растёт потребление кофе моими подданными и суммы, утекающие вследствие этого из страны. Все пьют кофе; этому следует воспрепятствовать. Мой народ должен пить пиво. Его Величество был взращён на пиве, как и его предки, и офицеры. Многие битвы были проведены и выиграны солдатами, воспитанными на пиве, и Король не верит, что пьющие кофе солдаты способны выдержать тяготы в случае очередной войны.

Другие химические одурманивающие средства также использовались для создания особенно крепких социальных уз, необходимых для воинов. Один из первых испанских миссионеров в Новом Свете заметил, что некоторые туземные племена употребляют пейот, прежде чем выступить на войну. «Он побуждает их сражаться, не думая о страхе, жажде или голоде, — сообщал он. — Они говорят, что он защищает от всех опасностей». Боевая ярость легендарных берсерков из скандинавских саг, скорее всего, обеспечивалась психоделиками, а наводящие ужас убийцы‑ассасины Древней Персии обязаны своим названием (перс. hashashiyan, араб. hashīshiyyīn) психотропному веществу, из которого они черпали боевой дух, — гашишу.

Согласно всеобщему представлению, употребление спиртного больше связано с мужчинами, чем с женщинами. В культурах, где пьют оба пола, мужчины обычно это делают гораздо активнее. Почти наверняка в этом играют определённую роль физиологические факторы. Мужчины в среднем имеют более крупное тело, следовательно, им нужно больше алкоголя, чем женщинам, чтобы получить тот же психологический эффект. Ещё важнее, однако, что в традиционных патриархальных обществах именно мужчины являлись главными фигурами публичной и политической жизни, им главным образом и приходилось решать дилеммы кооперации с потенциально враждебными чужаками.

Вот что пишет антрополог Джастин Дженнингс о современных аборигенных племенах, живущих в Андах: «Мужчины в большей степени связаны здесь с употреблением алкоголя, чем женщины… Хотя пьют оба пола, отношения мужчины с другими мужчинами упрочиваются процессом пития. Умение пить свидетельствует о человеке как мужчине, и посредством алкоголя „скрепляются дружба и согласие, признаётся родство“». В классическом антропологическом труде Дуайта Хита о племени камба, изолированно живущем в боливийской Амазонии, описывается, что мужчины камба используют запои, часто напиваясь до бессознательного состояния, для укрепления своего социального единства и преодоления межличностных конфликтов. Блюющие вместе — навеки вместе. Поэтому чужаков обычно встречают огромным количеством выпивки. Выдержать целую ночь обильных возлияний — пожалуй, самый быстрый способ влиться в новую социальную среду.

Антрополог Уильям Мэдсен, занимаясь исследованиями в сельской Мексике, фотографировал местную религиозную церемонию, и, когда это заметили, вокруг него собралась разъярённая толпа. Его припёрли к стенке остриями своих мачете мужчины, упившиеся пульке, традиционного пива из сока агавы, и отпустили только тогда, когда старейшина соседней деревни, где он остановился, заявил: «Освободите нашего друга. Он не чужак. Он пил наше пульке». Мачете тут же исчезли, и все уселись вместе пить пульке.

Совместная выпивка расширяет круг сопричастности и доверия. Примечательно, что, пожалуй, древнейший известный нам юридический документ, свод законов Хаммурапи, обязует владельцев таверн под страхом смерти доносить о заговорах, вынашиваемых за несколькими кружками пива. Способность алкоголя создавать глубокие узы — именно то, что нужно для укрепления духа бунтовщиков или революционеров.

Следовательно, отказ вместе выпить или принять предложенную чашу — серьёзное проявление неприятия и враждебности. Он даже может повлечь за собой божественную кару. Дженнингс приводит миф начала XVII в. о перуанском божестве, решившем испытать прочность общества людей, появившись на одном из их пиров в образе нищего голодного странника. Лишь один человек заметил его и приветствовал, предложив ему спиртное. Когда бог наконец явил себя и выместил свой гнев на эгоистичных пирующих, то пощадил лишь этого человека. Также отказ принять предлагаемое питьё часто рассматривается как смертельное оскорбление. Например, в Германии в начале современной эпохи «отказ выпить стакан, предложенный в знак дружбы, был оскорблением, который мог заставить мужчин из любого слоя немецкого общества выхватить мечи, что иногда заканчивалось смертью». Столь же ужасные последствия мог повлечь за собой отказ выпить стакан, предложенный в салуне на американском фронтире.

Археолог Пётр Михаловски приводит чрезвычайно неприятный пример из Древнего Шумера, описанный в письме, автор которого жалуется на царя, продолжающего поддерживать отношения с человеком по имени Акин‑Амар: «Разве Акин‑Амар не мой враг и разве он не враг Его Величества? Почему же он до сих пор пользуется расположением Его Величества? Однажды этот человек остался при Его Величестве, когда отпил из чаши и поднял её (в приветствии). Его Величество счёл его верным себе, одарил одеждами и пожаловал [церемониальный] головной убор. Однако тот отрёкся от своего слова и испражнился в чашу, из которой пил; он враг Его Величества!»

Действительно, впечатляющая картинка. Невозможно представить худшего оскорбления, чем символическое аннулирование поглощения напитка путём испражнения. Это метафорическое уничтожение всей символической системы, созданной сложными церемониями приветствия и ритуальным обменом дарами.

Безусловно, есть лишь один способ обратить вспять тост. Акин‑Амар мог бы испачкать свой причудливый головной убор, чтобы передать аналогичное послание, но в полной мере доводит его до адресата удар по узам, созданным совместным питиём.

Умение пить — признак того, что на человека в целом можно положиться, или даже его добродетельности. Одно из моих любимых высказываний о Конфуции, которое следует после длинного описания его разборчивости в еде и питье, — «лишь в отношении вина не знал он меры». Тот факт, что Конфуций мог пить сколько душа пожелает, но никогда не становился буйным, свидетельствует о его святости. Сократа также восхваляли за способность владеть собой, участвуя, как следовало каждому порядочному афинянину, в бесконечно долгих пирушках. «Он выпивал любое количество, которое ему предлагали, — писал Платон, — и всё равно никогда не становился пьяным». Для греков симпосий, вечер возлияний под руководством симпосиарха, задававшего темп винопития, являлся способом «испытать людей — пробирным камнем для души, недорогим и безопасным в сравнении с проверкой людей в ситуациях, где нравственное фиаско могло бы повлечь за собой серьёзный ущерб».

Китаистка Сара Мэттис отмечает, что и в Древнем Китае, и в Древней Греции требование к взрослым (по крайней мере, взрослым мужчинам) вместе выпивать сочеталось с убеждением, что это позволит им продемонстрировать самообладание и достоинство в сложных условиях. В Древнем Китае, «если человек не напивался, это часто рассматривалось как оскорбление, но в то же время человеку не следовало распоясываться, поскольку это помешало бы сохранять почтительность в отношениях». Что касается греческого симпосия: «При главенстве трезвого симпосиарха — следящего за репутацией участников — граждане получают возможность испытать себя желанием погрузиться в наслаждение именно тогда, когда их самоконтроль достигает самой низшей точки. Питьё вина и нахождение в ситуации, когда обычно царит бесстыдство, позволяет гражданам выработать сопротивляемость к неумеренности и тем усовершенствовать свой характер. Кроме того, поскольку… симпосии — это общественные мероприятия, на них можно наблюдать и испытывать добродетель гражданина».

Если участие в общественных пьянках подрывает способность лгать, усиливает ощущение единения с другими и служит испытанием истинного характера человека, то понятно, почему на тех, кто не пьёт, смотрят с подозрением.

С давних пор отказ участвовать в ритуальных тостах, проходивших красной нитью через традиционный китайский пир, являлся проявлением почти немыслимой грубости, в результате чего вас немедленно бы изгнали из цивилизованного общества. Эта связь между выпивкой и товариществом остаётся мощной и сегодня в культурах всего мира. Антрополог Джеральд Марс в своём исследовании социальной динамики в группе портовых грузчиков Ньюфаундленда пишет: «В начале изучения я спросил группу грузчиков, почему один из них, женатый молодой человек, сильный и трудолюбивый, а они ценят все эти качества в товарищах по работе, тем не менее не был для них своим, и мне ответили: всё дело в том, что он „одиночка“. Я стал допытываться, в чём это проявляется, и мне сказали: „Он не пьёт — вот что значит одиночка”».

Мы видим аналогичную схему в культурах, в которых в роли алкоголя выступает другое психотропное вещество. На островах Фиджи Джон Шейвер и Ричард Сосис заметили, что мужчины, которые пьют больше всего кавы, имеют больший престиж в обществе, а любители часто выпить лучше взаимодействуют с остальными во время коллективных садоводческих работ. Мужчины, имеющие каникани, неприятную болезнь кожи вследствие злоупотребления кавой, пользуются уважением и считаются настоящими «людьми своей деревни»: им доверяют оберегать деревенские ценности и они полностью соответствуют ожиданиям общества. Антропологи предполагают, что социальные и репродуктивные преимущества этих мужчин, полученные благодаря основанному на каве престижу, перевешивают более очевидные физиологические издержки, хотя и значительные. Напротив, мужчины, которые ограничивают себя в питье или вообще не посещают церемонии питья кавы, вызывают подозрения и не допускаются к участию во многих общественных мероприятиях.

Социальные функции опьянения хорошо описаны в рассуждениях классициста Робина Осборна о древнегреческом симпосии: «Опьянение не просто терпелось в других ради удовольствий, которые оно дарило. Опьянение одновременно раскрывало истинного индивида и связывало группу. Опьяневшие осознавали, как они распоряжаются миром и какое место в нём занимают; те, кому предстояло вместе сражаться и умирать, проникались доверием друг к другу, позволяя вину раскрыть, что они за люди и каковы их ценности».

В этом контексте следует понимать и замечание Ральфа Уолдо Эмерсона о роли непритязательного яблока в раннеамериканском обществе: «Человек был бы более одиноким, имел бы меньше друзей и меньше поддержки, если бы земля давала только полезные маис и картофель [и] отказывала в этом декоративном и социальном фрукте». Цветение яблонь дарило красоту, а также фруктовый сидр и яблочную водку эпплджек. Таким образом, кроме очевидной полезности благопристойных маиса и картофеля, Эмерсон различает менее заметную функцию красоты и опьянения, такую же важную для социальных обезьян, как хлеб и картофель.

Книга «Навеселе. Как люди хотели устроить пьянку, а построили цивилизацию» — это нескучный рассказ о том, как на протяжении многих веков алкоголь помогал людям выживать. Автор призывает задуматься, чем же является алкоголь — другом или врагом, а также рассуждает, как человеку в будущем сделать спиртное фактором общественного прогресса.