Как наш разум эволюционировал, чтобы понимать других людей, и почему мы переоцениваем эту способность

В издательстве Individuum недавно вышла книга «Внутренний рассказчик. Как наука о мозге помогает сочинять захватывающие истории» Уилла Сторра — о том, как человеческий разум создаёт сюжеты и как киностудии и писатели манипулируют нашим подсознанием. С разрешения издательства Лайфхакер публикует фрагмент книги, посвящённый развитию мозга и наших социальных навыков.

Как и все животные, наш вид способен воспринимать лишь узкий срез реальности, напрямую связанный с нашим выживанием. Собаки живут преимущественно в мире запахов, кроты — тактильных ощущений, а рыба чёрный нож обитает в царстве электрических импульсов.

Человеческий мир, в свою очередь, в основном наполнен другими людьми. Наш чрезвычайно социальный мозг специально создан таким, чтобы лучше контролировать нам подобных.

Чтобы контролировать окружающую нас среду, мы должны уметь предсказывать поведение других людей, многозначительность и запутанность которого обрекает нас на обладание ненасытным любопытством. <...>

На протяжении сотен тысячелетий мы были социальными животными и наше выживание напрямую зависело от взаимодействия с другими людьми. Но существует мнение, что за последнюю тысячу поколений социальные инстинкты стремительно оттачивались и крепли. «Резкое усиление» значимости социальных черт для естественного отбора, по мнению специалиста в области возрастной психологии Брюса Худа, подарило нам мозг, «восхитительным образом сконструированный для взаимодействия друг с другом».

В прошлом для существующих во враждебной среде людей агрессивность и физические качества были критически важными. Но чем больше мы начинали взаимодействовать между собой, тем бесполезнее становились эти черты. Когда мы перешли к оседлости, такие качества стали доставлять ещё больше проблем. Люди, умеющие находить общий язык друг с другом, начали добиваться большего успеха, нежели физически доминирующие агрессоры.

Успех в обществе означал больший репродуктивный успех, и так постепенно сформировался новый вид человека. Кости этих новых людей стали тоньше и слабее, чем у предков, мышечная масса снизилась, а физическая сила уменьшилась почти вдвое. Особая химическая структура мозга и гормональная система предрасположили их к поведению, рассчитанному на оседлое совместное проживание.

Ситуацию можно сравнить с различием между волком и собакой. Волк выживает, взаимодействуя с другими волками, ведя борьбу за доминирование в своей группе и охотясь на добычу. Собака же манипулирует своими хозяевами таким образом, что они готовы сделать для неё всё что угодно. Власть, которую моя любимая лабрадудль Паркер имеет надо мной, откровенно говоря, смущает. (Я даже посвятил ей эту чёртову книгу.)

В сущности, это не просто аналогия. Некоторые исследователи, включая Худа, утверждают, что современные люди прошли процесс «самоодомашнивания». Аргументом в пользу этой теории частично является тот факт, что за последние 20 тысяч лет объём нашего мозга сократился на 10–15%. Точно такая же динамика наблюдалась у всех 30 (или около того) видов животных, одомашненных человеком. Как и в случае с этими животными, наше одомашнивание означает, что мы покорнее наших предков, лучше считываем социальные сигналы и больше зависим от других. Однако, пишет Худ, «ни одно из животных не одомашнилось в той же мере, что и мы сами».

Возможно, изначально наш мозг развился, чтобы «справляться с таящим угрозу миром хищников, нехваткой пищи и неблагоприятными погодными условиями, но сейчас мы полагаемся на него, чтобы ориентироваться в столь же непредсказуемом социальном ландшафте».

Эти непредсказуемые люди. Вот из чего сделаны истории.

Эта увлечённость возникает почти сразу после рождения. В отличие от обезьян, которые почти не смотрят на мордочки своих детёнышей, мы не в силах оторваться от лиц наших малышей. В свою очередь, лица людей привлекают новорождённых как ничто другое, и уже через час после рождения малыши начинают им подражать. К двум годам они уже умеют пользоваться социальным приёмом улыбки. За время взросления они настолько виртуозно овладевают искусством считывать других, что автоматически вычисляют характер и статус человека, не затрачивая на это больше одной десятой секунды.

Эволюция нашего необычного, чрезвычайно зацикленного на других мозга привела к причудливым побочным эффектам. Одержимость людей лицами настолько неистова, что мы видим их почти повсюду: в пламени костра, в облаках, в глубине зловещих коридоров и даже на поджаренном в тостере хлебе.

Этот навык — необходимое оружие в нашем социальном арсенале — известен как «модель психического состояния человека», или «теория разума». Он даёт нам возможность представлять себе, что думают, чувствуют и замышляют другие, даже если их нет рядом. Благодаря ему мы можем посмотреть на мир с точки зрения другого человека. По мнению психолога Николаса Эпли, эта способность, очевидным образом ключевая для сторителлинга, наделила нас невероятными возможностями. «Наш вид завоевал Землю благодаря способности постигать умы других, — пишет он, — а не из-за отстоящего большого пальца или ловкого обращения с орудиями».

Этот навык развивается у нас примерно в четыре года. Именно с этого момента мы готовы к историям; становимся достаточно оснащены, чтобы понимать логику повествования.

<...>

Человеческие религии зародились благодаря способности впускать в наше сознание воображаемые версии чужих умов. Шаманы в племенах охотников и собирателей впадали в состояние транса и взаимодействовали с духами, таким образом пытаясь установить контроль над миром. Древние религии, как правило, были анимистическими: наш мозг-рассказчик проецировал подобный человеческому разум на деревья, камни, горы и животных, воображая, что в них сидят боги, ответственные за ход событий, и их необходимо контролировать посредством ритуалов и жертвоприношений.

<...>

По правде говоря, мы никогда не вырастаем из присущего нам анимизма.

Чей мозг-рассказчик сам не попадал в своего рода художественную ловушку, трогательно позволяя солнцу вселить оптимизм по поводу предстоящего дня, а сгустившимся тучам, напротив, нагнать тоску? Статистика утверждает, что люди, наделяющие свой автомобиль элементами личности, с меньшей вероятностью его продадут. Банкиры наделяют рынок человеческими качествами и совершают сделки, исходя из этого.

Тем не менее, каких бы успехов люди ни добивались в искусстве понимания чужих умов, мы всё же склонны существенно переоценивать наши способности. Пускай попытки загнать человеческое поведение в строгие рамки абсолютных цифровых значений стоит признать абсурдом, некоторые исследователи утверждают, что незнакомцы способны считывать ваши мысли и чувства с точностью в 20%. Друзья и близкие? Всего лишь 35%.

Наши заблуждения по поводу мыслей других людей — причина многих бед. По мере того как мы движемся по нашему жизненному пути, ошибочно предсказывая, что другие люди думают и как отреагируют на наши попытки управлять ими, мы злополучно провоцируем междоусобицы, столкновения и разногласия, разжигающие разрушительные пожары неожиданных изменений в наших социальных пространствах.

Многие комедии, будь их автором Уильям Шекспир, Джон Клиз или Конни Бут, построены вокруг таких ошибок. Но независимо от способа повествования хорошо продуманные персонажи всегда строят предположения по поводу мыслей других героев, и, поскольку речь всё-таки идёт о драматическом произведении, их предположения часто оказываются неверными. Всё это приводит к неожиданным последствиям, а с ними и к усилению драматического эффекта.

<...>

Писатель Ричард Йейтс использует подобную ошибку для создания драматического поворотного момента в своём классическом романе «Дорога перемен». В произведении изображён разваливающийся брак Фрэнка и Эйприл Уилер. Когда те были молодыми и влюблёнными, они мечтали о богемной жизни в Париже. Но к моменту нашей с ними встречи кризис среднего возраста их уже настиг. У Фрэнка и Эйприл двое детей и вскоре должен появиться третий; они переехали в типовой домик в пригороде. Фрэнк работает в старой компании своего отца и постепенно вполне свыкается с жизнью, состоящей из сдобренных выпивкой ланчей и такого удобства, как жена-домохозяйка. Но Эйприл не разделяет его счастья. Она всё ещё мечтает о Париже. Они ожесточённо ругаются. Больше не спят вместе.

Фрэнк изменяет жене с девушкой с работы. И тут он совершает ошибку с точки зрения теории разума. В попытке выйти из тупика Фрэнк решает признаться жене в своей неверности. Выстроенная им модель сознания Эйприл подразумевает, что признание введёт её в состояние катарсиса, после которого она перестанет витать в облаках. Да, конечно, не обойдётся без слёз, но они только напомнят его старушке, почему она всё-таки любит его.

Не почему он изменил, а зачем потрудился рассказать ей об этом? Её не волнуют его интрижки. Это совсем не то, чего ожидал Фрэнк. Он хочет, чтобы она переживала по этому поводу!

«Знаю, что ты хочешь, — отвечает ему Эйприл. — Думаю, мне было бы не всё равно, если бы я тебя любила; но дело в том, что это не так. Я не люблю тебя, никогда не любила и вплоть до этой недели никогда этого толком не понимала».

Уилл Сторр — британский писатель и журналист, автор бестселлера «Селфи. Почему мы зациклены на себе и как это на нас влияет». Его новую книгу «Внутренний рассказчик», посвящённую нейропсихологии и искусству сторителлинга, стоит прочесть не только писателям и сценаристам, но и всем, кто любит кино и художественную литературу, а также интересуется, как работает наш мозг.