«Чем чаще мы лечим зубы, тем легче нас по ним опознать»: что зубы могут рассказать о жизни и смерти человека

В издательстве АСТ скоро выходит «Записано на костях. Тайны, оставшиеся после нас» — книга судебного антрополога, кавалера Ордена Британской империи профессора Сью Блэк. Это увлекательный научпоп и настоящая находка для тех, кто интересуется судмедэкспертизой и детективными историями. С разрешения издательства Лайфхакер публикует фрагмент из второй главы.

Зубы — единственная видимая часть человеческого скелета, что делает их крайне ценными для опознания. Они также помогают устанавливать возраст владельца. Очень интересно проследить, как меняется лицо ребёнка по мере взросления. В основном рост происходит из-за необходимости вмещать всё большее количество зубов. Зубы растут относительно безболезненно, и этот процесс занимает продолжительное время, но его можно заметить на фотографиях детей, если снимать их раз в год с самых ранних лет. Именно так я делала со своими дочерьми.

К двум годам на смену пухлому детскому личику приходит более узнаваемое: ребёнок превращается в миниатюрную версию человека, которым станет в дальнейшем. Двадцать молочных зубов уже сформировались и прорезались, поэтому лицо должно быть достаточно зрелым, чтобы вместить их все. К 6 годам лицо меняется снова, на этот раз в результате прорезывания первого постоянного моляра в задней части каждого квадранта рта. Теперь у ребёнка 26 видимых зубов, а в челюстях продолжается процесс роста, не видимый глазу.

Дальше лицо преображается ещё раз, когда в возрасте около 12 лет прорезывается второй моляр, и к 15 годам челюсти приобретают практически окончательную взрослую форму.

Последние зубы вызывают больше всего проблем, особенно при узкой челюсти. Зубы мудрости, названные так потому, что появляются во взрослом возрасте, когда мы вроде как должны стать достаточно мудрыми, протискиваются на свет через преграду из других 28 зубов, уже вставших на свои места. Иногда зубы мудрости не формируются вообще, иногда формируются, но не прорезаются, а иногда вылезают под самыми невероятными углами, расталкивая, как мальчишки-хулиганы, всех остальных. Они могут появиться или не появиться, но если они есть, то для судебного антрополога это указание на зрелый возраст человека.

Молочные зубы прорезываются и выпадают в возрасте от 6 месяцев до 10 лет. Постоянные начинают выталкивать молочные наружу лет в 6–7, и прорезываются все примерно к 15 годам. Эти четко определённые стадии развития делают зубы важным подспорьем при установлении возраста у детских останков.

Знание о том, что зубы растут в относительно предсказуемые сроки, было использовано при принятии в 1833 году законодательного акта, направленного на улучшение условий труда рабочих, особенно на ткацких фабриках. По этому акту запрещалось нанимать на предприятия детей в возрасте до 9 лет. Однако об их возрасте приходилось только догадываться, порой даже сами дети его не знали, потому что до 1837 года в Великобритании факт рождения никак не регистрировался, да и в дальнейшем ещё сорок лет регистрация не являлась обязательной. Поэтому возраст и, соответственно, годность или негодность к работе устанавливались по зубам.

Также признавалось, что ребенок до 7 лет не подлежит уголовной ответственности за преступление, так как не является дееспособным. Для установления возраста использовался такой критерий, как прорезывание первого постоянного моляра. Если он не прорезался, считалось, что ребенку нет 7 лет, и он, соответственно, не может нести ответственность за совершенное правонарушение.

Иногда несовершеннолетний, выступающий в суде в качестве жертвы либо правонарушителя, не имеет документального подтверждения своего возраста: во многих странах мира свидетельств о рождении не выдают, а у мигрантов и беженцев их зачастую не оказывается на руках. Когда дети попадают в рабство, у них отбирают все документы, чтобы сделать зависимыми от «хозяев». Для установления их возраста проще заглянуть в рот и оценить состояние зубов, чем делать рентген, хотя в наше время существуют и другие методы, в том числе с использованием неионизированной радиации, например магнитно-резонансное сканирование.

Зубы помогают криминологам решить, родился младенец мёртвым или живым, либо сколько он прожил после родов. Роды — весьма травматический процесс, и не только для матери, но и для ребёнка. Он прерывает внутриутробное развитие зубов, отчего возникает «неонатальная линия», видимая под микроскопом: полоска на эмали и дентине зубов, уже сформировавшихся в челюстях к рождению, которая появляется в результате физиологических изменений, спровоцированных родами. Поскольку она возникает только на зубах, продолжающих активно развиваться в момент рождения, по ней можно различить пренатальную и постнатальную зоны на эмали. Она же позволяет приблизительно оценить, сколько времени прожил младенец: для этого требуется измерить, сколько постнатальной эмали сформировалось после возникновения неонатальной линии. В криминологии наличие неонатальной линии считается указанием на то, что ребёнок родился живым. Если она отсутствует, то он либо был мертворождённым, либо умер непосредственно после родов.

Дети, получавшие антибиотики, например пенициллин, чаще подвержены возникновению коричневых пятен на зубах. Считается, что они могут также появляться, если мать принимала антибиотики во время беременности.

Избыток фтора приводит к возникновению белых участков, вызванных флюорозом — гипоминерализацией эмали. У взрослых зубы могут темнеть из-за несоблюдения правил гигиены и избыточного употребления кофе, красного вина или табака. Красно-чёрный оттенок зубы приобретают в результате жевания орехов бетеля; эта традиция широко распространена в Азиатских странах, и охватывает более 600 миллионов человек. По статистике, орехи бетеля — четвёртое по распространенности психоактивное вещество после табака, алкоголя и кофеиновых напитков.

Современная стоматология борется с подобными проявлениями, стремясь достичь идеальной улыбки из Instagram* с ровным рядом белоснежных зубов (или виниров). Это не очень помогает в криминологии, опирающейся на изменения, естественным образом происходящие с нашими зубами, а также вызванные стоматологическими вмешательствами или протезированием.

После цунами в Азии в 2004 году судебным одонтологам удалось опознать множество погибших на основании следов отбеливаний, пломб, корневых каналов и зубных протезов. Чем чаще мы лечим зубы, тем легче нас по ним опознать, если, конечно, наша зубная карта сохранилась. С другой стороны, чем больше мы прибегаем к косметическим вмешательствам, например выравниваем зубы с помощью брекетов, тем менее узнаваемой и индивидуальной становится наша улыбка.

Забавно, что при жизни мы боремся с разрушением зубов, провоцируемым пищей и питьем, а после смерти наши зубы оказываются на удивление крепкими. Они могут выдержать взрывы и пожары, потому что защищены от них ротовой полостью, и при определённых обстоятельствах сохраняются даже дольше, чем кости. В результате, а также потому, что люди сразу узнают зуб, стоит им его увидеть, антропологам зачастую приходится иметь дело с одиночными зубами.

Зубы овец, свиней, коров и лошадей оказываются у нас на столах гораздо чаще, чем человеческие. Если зуб и правда человеческий, то какой из 20, имеющихся у ребёнка, или из 32 — у взрослого человека? Верхний или нижний? Левый или правый?

Зубы могут многое поведать о жизни животного или человека, которому принадлежали, как с филогенетической (или эволюционной), так и с онтогенетической (индивидуальной) точки зрения. Наши зубы соответствуют нашему питанию: клыки необходимы хищникам, а для травоядных являются излишеством. И у тех, и у других есть резцы и моляры, коренные зубы, но эти моляры — разных типов. У хищников они карнассальные, или режущие, предназначенные для того, чтобы разрывать куски мяса, а у травоядных — жевательные. Поскольку человек питается и мясом, и растениями, он обладает резцами, чтобы захватывать пищу, клыками, чтобы кусать, и молярами, чтобы жевать.

Иногда зубы, попадающие к учёным, действительно человеческие, но из исторических захоронений. Отсутствие следов современного лечения является здесь важным временным индикатором, как и степень износа, не соответствующая нынешним принципам питания. Высокая степень поражения кариесом и соответствующие разрушения указывают на современную диету с обилием сахара, в то время как моляры из археологических останков часто бывают изношены до дентина и даже сильнее из-за усиленного жевания, характерного для древних времён.

Когда в 1991 году я работала в Лондоне в составе команды, эксгумировавшей крипту Святого Варнаввы в Западном Кенсингтоне, мы вскрыли могилы трёх состоятельных дам, по зубам которых можно было судить о проблемах, с которыми их хозяйки при жизни столкнулись, и о попытках тогдашних дантистов эти проблемы решить.

Сара Фрэнсис Максфилд, жена капитана Уильяма Максфилда, участника военной кампании в Восточной Индии, назначенного в 1832 году членом парламента от округа Гримзби на южном берегу устья реки Хамберт в Линкольншире, была похоронена в крипте в 1842 году. Её опустили в землю рядом с мужем, скончавшимся на пять лет раньше. Всё остальное, что мы узнали о Саре, мы почерпнули из останков скелета и зубов, сохранившихся внутри свинцового гроба. Она определённо была достаточно обеспеченной, чтобы позволить себе не просто тройной гроб (из дерева и свинца, типичный для богачей той эпохи) после смерти, но и дорогие зубные протезы при жизни.

При осмотре мы выяснили, что её правый верхний центральный резец был опилен, затем, вероятно, его прижгли кислотой, после чего сверху зафиксировали мост из цельного золота. Поскольку золото не тускнеет, он так и сверкал на фоне коричневатой лужи разложившихся мягких тканей внутри гроба спустя почти 150 лет после захоронения. Мост, оставшийся на своём месте в ротовой полости, шёл к правому верхнему первому моляру, на котором крепился с помощью кольца, тоже золотого.

К несчастью, этот зуб был заметно разрушен, а кость истончена из-за хронического нагноения, продолжавшегося до момента смерти. Моляр держался исключительно на зубном мосте. Трудно даже представить, какую боль она испытывала, когда пыталась жевать, и какой запах шел у неё изо рта.

Гарриет Гудрик, которой было 64 года, когда она умерла в 1832, также лежала в дорогом тройном гробу, но на свои зубные протезы она потратилась меньше. Гарриет носила вставную верхнюю челюсть, которая на момент осмотра останков уже выпала у неё изо рта. Неудивительно, ведь ей не на чем было держаться. Когда для Гарриет делали эту челюсть, в верхнем ряду у неё ещё оставался единственный зуб, потому что на протезе имелось отверстие с правой стороны, соответствующее положению первого моляра: наверняка протез делался с учётом наличия этого последнего зуба.

Однако затем Гарриет лишилась и его, поэтому вставной челюсти не на чем было держаться. Соответственно, она уже не могла служить по назначению; очевидно, вставив её, человек, готовивший тело к захоронению, проявил своё уважение к покойной.

Надо, однако, сказать, что тот протез выглядел не особенно убедительным. Он состоял не из отдельных искусственных зубов, а из цельного куска кости (сейчас уже нельзя с точностью установить, какому животному она принадлежала; скорее всего, это была слоновая кость, но в XIX веке использовали также клыки гиппопотама и моржа), зубы на котором приблизительно обозначались вертикальными линиями, так что сходство с настоящими было очень отдалённым. Подобные протезы, довольно типичные для того времени, часто изготавливались часовщиками, а не дантистами или врачами, и их анатомическое соответствие оставляло желать лучшего. Пролежав в гробу более 150 лет, эта вставная челюсть приобрела коричневатый оттенок от контакта с едкой жидкостью, в которой находилась (смесью продуктов разложения мягких тканей и внутренних деревянных стенок гроба, образующих слабую гуминовую кислоту). Так что, когда мы открыли гроб, то увидели Гарриет с коричневыми зубами, что ей самой, я уверена, очень бы не понравилось.

«Роллс-Ройс» среди зубных протезов принадлежал последней из этой троицы, Ханне Лентен. Ханна, которой было 49, когда она умерла в 1838 году, явно обладала крупным состоянием. Она лежала в богато украшенном свинцовом гробу, а во рту у неё находился роскошный и очень изобретательно выполненный протез.

Дантисты давали в газетах объявления о покупке человеческих зубов. Иногда их поставляли расхитители могил, активно действовавшие в те времена. Иногда зубы вырывали у мёртвых солдат (желательно молодых), погибших на поле боя. После Наполеоновских войн их стали называть «зубами Ватерлоо». Человеческие зубы могли крепиться на протезе из слоновой кости, но «зубы Ватерлоо» у Ханны были привинчены к искусственной челюсти из чистого золота — немыслимая роскошь для викторианской эпохи. Если вспомнить, что в начале XIX века даже протез из слоновой кости с человеческими зубами стоил дороже ста фунтов стерлингов (около 12 000 на современные деньги), остаётся лишь поразиться тому, сколько она потратила на свой.

Подобными экстравагантными творениями занимался в основном Клаудиус Эш, ювелир, переключившийся на изготовление дорогостоящих зубных протезов для богатейших слоев общества. Он стал ведущим мастером вставных зубов в Британии, а к середине XIX века главенствовал и на общеевропейском рынке дорогого и современного зубного протезирования.

Поскольку моляры в задней части челюсти имеют несколько корней и их тяжелее удалять, чем передние зубы с одним корнем, их чаще оставляли на месте. Из эстетических соображений мастера старались, чтобы передние зубы выглядели как можно лучше, а вот насчёт задних клиенты особенно не беспокоились, поэтому если и замещали их, то коронками из слоновой кости или бивней других животных.

Однако у Ханны Лентен было удалено шесть моляров, и она являлась счастливой обладательницей и верхней, и нижней вставной челюсти. Чтобы они держались на месте и не могли случайно выпасть, поставив хозяйку в неловкое положение, верхняя челюсть крепилась к нижней парой золотых пружин, зафиксированных золотыми же винтами, поэтому, когда Ханна открывала рот, верхняя челюсть автоматически поднималась, прижатая к нёбу. Всего на её протезах имелось шесть передних однокоренных «зубов Ватерлоо», зафиксированных золотыми креплениями на верхней челюсти из литого золота. Шесть заместительных моляров (по три с каждой стороны) были сделаны из слоновой кости и зафиксированы также на золотых винтах. Протез нижней челюсти, хоть и неполный, сделанный из слоновой кости, нёс ещё шесть настоящих человеческих зубов, естественно, не её собственных.

Причём настолько, что такие вот обеспеченные дамы мирились и с финансовыми потерями, и с физическим дискомфортом, лишь бы сохранить свою очаровательную улыбку.

Сара, Гарриет и Ханна, пролежавшие с их драгоценными протезами во рту 1,5 столетия после смерти, «покинули» могилы под церковью Святого Варнаввы, чтобы её можно было отреставрировать и починить. Их останки были кремированы, а прах развеян на освящённой земле, но зубные протезы сохранились, как произведения стоматологического искусства прошлых эпох.

Патологоанатом и судебный антрополог Сью Блэк изучает человеческие останки в юридических и научных целях. По костям и зубам она может не только узнать пол, расу и возраст человека, но и восстановить историю его жизни. В книге «Записано на костях. Тайны, оставшиеся после нас» автор позволяет заглянуть в рабочие будни судмедэкспертов и пишет о настоящих детективных расследованиях.

*Деятельность Meta Platforms Inc. и принадлежащих ей социальных сетей Facebook и Instagram запрещена на территории РФ.