Что можно, а что нельзя делать, если ребёнка травят в школе: советы Людмилы Петрановской

Книга «Взрослые и дети. #Многобукв» состоит из текстов разных лет, которые психолог Людмила Петрановская публиковала в своём блоге. Она делилась размышлениями о детях и взрослых, рассказывала о проблемах сиротства и защите прав детей, делились личным опытом. Например, историей о том, как одноклассники травили её ребёнка. С разрешения издательства АСТ мы публикуем отрывок из поста «Детки в клетке» о буллинге и способах ему противостоять.

[...] Для начала — о том, что, как мне кажется, заводит в тупик взрослых, которые пытаются справиться с травлей в детской группе. О типичных ошибках, неверных убеждениях и стратегиях, которые часто приводят к тому, что ситуация травли консервируется или даже усугубляется.

1. Ждать, что само пройдёт

Само не проходит. У детей до подросткового возраста — точно, позже есть небольшой шанс. Если в группе найдутся достаточно авторитетные дети (не обязательно лидеры), которые вдруг увидят эту ситуацию иначе и решатся заявить о своем видении. Возможно, не полностью прекратить, но сильно уменьшить травлю это может.

Я такое несколько раз наблюдала и сама когда‑то участвовала. В нашем классе сильно травили мальчика из не очень благополучной семьи, очень жестоко, он считался «вонючим» (был энурез, как я теперь понимаю). Били, обзывали, отнимали портфель, в общем, по полной программе. Жалко его было всегда, но это воспринималось как данность, неизбежность — ведь «он такой». Учителя тоже в основном пытались давить на жалость, что дела не улучшало. А потом, классе в шестом, вдруг накрыло осознание, что так нельзя. Что просто нельзя и всё, независимо от того, какой он. Ощущение холода между лопаток от 30 взглядов, когда я иду через весь класс и сажусь рядом с ним (на это место НИКТО и НИКОГДА добровольно не садился), я не забуду всю жизнь. И шёпот: «С вонючкой села! Сама провоняет!» В общем, это было почти социальное самоубийство с моей стороны. Но внутри было это вот новое чувство, и выбора не было. Как бы я теперь назвала, мораль проклюнулась. Как раз в 12. И ничего, обошлось. Поудивлялись и приняли как факт. Видимо, мораль начала не только у меня уже прорезаться, дети были умные. А мальчик потом приходил ко мне домой, я его по русскому подтягивала, очень интересный оказался, вежливый и читал много. Как‑то потише стало вскоре с травлей. Не полюбили его, конечно, но обижали меньше.

Дети в этом возрасте очень готовы их услышать и принять. И наоборот, в подростковой уже группе взрослый может и не справиться, если там уже сложилась, так сказать, «антимораль». По крайней мере, ему будет гораздо труднее.

2. Оправдывать, объясняя

Объяснений, почему возникает травля, — воз и маленькая тележка. Здесь и потребность возраста, и давление закрытой системы (школа, тюрьма, армия), и групповая иерархия (альфы‑омеги), и личные особенности детей (например, пережитый опыт насилия, приведший к виктимности или агрессивности). Всё это очень важно и интересно, и безусловно стоит изучать и понимать.

Но. Если из всего этого делается вывод: «Так что же вы хотите, вот ведь сколько причин, потому и травят», — это и есть оправдывать, объясняя. Травля в конкретном классе, от которой страдают прямо сейчас конкретные дети, — не вопрос научных изысканий, это вопрос морали и прав человека. С этой точки зрения пофиг, кто какая буква. Будь ты хоть трижды альфа, будь он хоть сто раз странный и «не такой», травить не смей!

Если в голове у взрослого такого твёрдого убеждения нет и он в упоении от собственной проницательности «анализирует причины» вместо того, чтобы дать определённую оценку и выдвинуть требования, остановить травлю он не сможет. Это как раз было в нашем случае, когда учительница на все мои разговоры приводила примеры, как дети, которых травят, отличаются от других детей в классе, и вот, мол, всё поэтому. И мне не хватало твёрдости чётко сформулировать, что всё это очень интересно, может быть, и правда, только никакого отношения не имеет к вопросу обеспечения психологической безопасности детей во вверенном ей классе. И когда она прибегала к излюбленному ходу: «Нет, а вот скажите, а со своего ребёнка вы, значит, совсем снимаете ответственность за эту ситуацию?», — мне давно надо было сказать: «Совсем. Она никого не била и не травила, а такой, как все, быть не обязана».

Кроме того, причины часто столь глобальные, что устранить их невозможно. Скажем, агрессию в обществе или насильственность и закрытость школьной системы. Или вот дети, обделённые любовью родителей и потому самоутверждающиеся за счёт других, всегда были, есть и будут. Это не значит, что надо терпеть травлю. Надо ставить цели скромнее: нет задачи изменить причины, есть задача изменить поведение конкретной группы детей.

3. Путать травлю и непопулярность

Подмена проблемы. Никто никому не обязан, чтобы его все любили. Не могут быть все одинаково популярны. Суть травли — не в том, что кто‑то кого‑то не любит. Суть травли — насилие. Это групповое насилие, эмоциональное и/или физическое.

И именно за это отвечает взрослый, которому доверена группа детей. За их защищённость от насилия.

Они могут быть от природы интровертны, застенчивы или просто душой принадлежать не к этой, случайно собранной по административному признаку, а совсем к другой группе. Они хотят одного — безопасности. И имеют на неё полное право.

Педагоги, сводящие всё к непопулярности, часто искренне стараются исправить ситуацию. Они обращают внимание группы на достоинства жертвы, пытаются повысить её рейтинг особыми поручениями и т. д. Подобных предложений было много в комментах. И это всё очень мило и действенно — при одном условии: травля как насилие уже прекращена. Тогда да, можно грамоты на стенку вешать. Если нет — все и любые достоинства жертвы в глазах группы, захваченной азартом травли, будут мгновенно превращены в недостатки. Выиграл олимпиаду — «ботан». Помог кому‑то — «подлиза». Нарисовал хорошо — «художник‑мазила‑мочи‑Левитана». Всё в таком духе. В грязной атмосфере насилия не пробьются ростки интереса и уважения. Сначала надо провести дезинфекцию.

Эту ошибку, кстати, нередко поддерживают детские книжки и фильмы. Соверши подвиг, впечатли всех, и жизнь наладится. Если дело только в непопулярности — может быть. Если идёт травля — нет. И даже, может быть, наоборот. Как‑то я общалась с девицей, со смаком вспоминавшей, как они в каком‑то лагере для детей‑мажоров травили Яну Поплавскую, которая вип‑родителей не имела, а путёвку ей дали после успеха фильма про Красную Шапочку. Травили, «чтобы знала, что она всё равно не нашего круга, хоть и артистка». Сама девица была похожа на крысу, если честно.

4. Считать травлю проблемой жертвы

Конечно, явственно страдает именно жертва. Те, кто травят, прямо сейчас могут выглядеть очень довольными собой. Однако важно понимать, что страдают в результате все.

Страдает жертва, получившая опыт унижения, отвержения и незащищённости, травму самооценки, а то и нарушения эмоционального развития из‑за долгого и сильного стресса.

Страдают свидетели, те, кто стоял в стороне и делал вид, что ничего особенного не происходит, и в это самое время получал опыт бессилия перед властью толпы и стыда за свое слабодушие, поскольку не решился вступиться и поддерживал травлю из страха самому оказаться жертвой. В комментариях много было такого опыта. Этот опыт иногда может быть полезен для подростка, у которого уже есть достаточно сил для морального выбора. Приводили примеры, как испытанный острый стыд заставлял что‑то делать. Но для ребёнка младшего возраста такой опыт всегда травматичен и разрушителен, стыд загоняет его в угол, и всё. Это всё равно как насильно ставить ребёнка на ноги до того, как они достаточно окрепли. Будет искривление костей.

Страдают преследователи, получая опыт шакалов в стае, или опыт кукловода, опыт безнаказанности, иллюзию своей силы и правоты. Этот опыт приводит к огрублению чувств, отрезанию возможностей для тонких и близких отношений, в конечном итоге — к деструктивным, асоциальным чертам личности. Пиррова победа, которая потом обернётся одиночеством и положением изгоя во взрослом коллективе, где никто уже не станет особо бояться такого «булли», а вот общаться с ним не захочет. Даже если он будет успешен и станет начальником, счастья в его жизни будем немного, носи он хоть сплошное «Прада», как известно.

Наконец, это всё плохо для группы в целом, для её эффективности, способности справляться с трудностями. Насилие — страшный пожиратель энергии, ни на что другое сил у группы уже не остаётся. В том числе и на учёбу.

Не говоря уже о том, что тлеющая подолгу травля всегда прорывается вспышками настоящего насилия, как это было в случае с дочкиным другом. И тогда абсолютно любой — в том числе и ваш — ребёнок может оказаться «назначен» группой исполнить её волю и «дать ему как следует». Он сам потом не сможет объяснить, почему так озверел и почему сделал то, что ему вовсе не свойственно. Ну а дальше варианты. Либо он сам рискует совершить серьёзное преступление, либо доведённая до отчаяния жертва даст отпор и...

5. Считать травлю проблемой личностей, а не группы

Это подход типа «всё дело в том, что они такие». Чаще всего приходится слышать, что жертва — «такая» (причём неважно, в негативном ключе: глупая, некрасивая, конфликтная, или в позитивном: одарённая, нестандартная, «индиго» и т. д.).

«Козлом отпущения» может стать каждый. Это иллюзия, что для этого надо быть каким‑то особо ненормальным. Да, иногда и так бывает. А иногда и вовсе наоборот. И вообще как угодно. Очки (веснушки), толщина (худоба), национальность, бедная одежда — всё пойдёт. Да, есть качества, которые способствуют закреплению этой роли — чувствительность, обидчивость, просто повышенная ранимость в этот период. Есть и особый случай детей виктимных, переживших насилие и так привлекающих внимание к себе. Но в общем и целом причина травли — не в особенностях жертвы, а в особенностях группы. Один и тот же ребёнок может быть изгоем в одной группе и своим в другой. Или перестать быть изгоем в той же самой за короткий срок, скажем, после смены классного руководителя.

Точно так же не имеет смысла сводить причину травли к качествам тех, кто травит: они «звери, гадёныши, быдло, наглые отпрыски нуворишей» и т. п. Опять‑таки, конечно, роль инициаторов травли часто берут на себя дети, не самые благополучные внутренне. Но одних только их качеств недостаточно. Я много раз наблюдала, как самые отъявленные травители, случайно оказавшись с дочкой вдвоём, например, на продлёнке, мирно с ней играли. И опять‑таки, при смене взрослого лидера или позиции этого лидера по отношению к происходящему нередко «эти сволочи» поразительно быстро меняют своё поведение, хотя, конечно, не могут так стремительно решить свои внутренние проблемы или повысить свой культурный уровень.

Эта ошибка лежит в основе попыток преодолеть травлю путём «разговоров по душам» или «индивидуальной работы с психологом». С жертвой ли, с агрессорами ли.

То же относится к попыткам «взять за грудки». Это может защитить конкретного ребёнка, но группа, вкусившая «крови», тут же выберет другую жертву. Просто убрать жертву или зачинщика, всё сведя к их личным особенностям, тоже не факт, что поможет, — действо вполне может продолжиться с другими исполнителями главных ролей.

Пытаться решить проблему травли, решая личные проблемы действующих лиц, — всё равно что пытаться решить проблему аварий на дорогах не разумными ПДД и контролем за их исполнением, а развитием у каждого отдельного водителя скорости реакции, вежливости и любви к ближнему. Конечно, помогать детям решать внутренние проблемы тоже нужно, но это работа долгая и в ситуации актуальной травли невозможная обычно. Надо сначала прекратить травмирующее воздействие, а потом уж лечить.

6. Давить на жалость

Пытаться объяснить агрессорам, как жертве плохо, и призывать посочувствовать. Не поможет чаще всего. Только укрепит их в позиции сильного, который хочет — казнит, хочет — милует. А жертву обидит, унизит или подкрепит её беспомощность. [...] Очень частая ошибка.

7. Принимать правила игры

Это самое важное, пожалуй. Ошибка — выбирать между виктимностью и агрессией.

Любая ситуация насилия провоцирует именно этот выбор. Либо «меня бьют, потому что я слабый, и всегда будут бить». Либо «меня бить не будут ни за что, я сильный, и бить буду я». При всей кажущейся разнице обе эти позиции сходны. Они обе базируются на одном и том же убеждении о том, как устроен мир. А именно: «сильный бьёт слабого». Поэтому, если взрослый идентифицируется или подталкивает ребёнка идентифицироваться с одной из этих позиций, он тем самым подкрепляет эту картину мира.

Подталкивать ребёнка — это значит говорить ему «подумай, что ты сам делаешь не так» или «дай ему, чтоб неповадно было». В том и другом случае ребёнок получает от взрослого такое послание: «Мир, знаешь ли, устроен так, и другого мира у нас для тебя нет. Ты можешь капитулировать перед насилием, предать себя и измениться так, как от тебя требуют. Им виднее, каким ты должен быть, они сильны, а значит — правы. Или можешь наплевать на собственную безопасность (не бойся!) и озвереть, тогда тебя не тронут. Ещё вариант: отрезать от себя чувства (не обращай внимания!) и научиться изображать лицом не то, что происходит внутри. Выбирай, детка!» По сути, взрослый в этом случае солидаризируется с травлей как явлением и оставляет ребёнка один на один с ней.

Собственно, оно, может, и ничего, если, опять же, мы имеем дело с подростком, которому уже пора обретать самостоятельность и рассчитывать на себя. Если до этого у него было достаточно поддержки и если сейчас он всё же застрахован от совсем крайних проявлений насилия, он может справиться. Тогда, как справедливо кто‑то отметил, это будет инициация, опыт болезненный, но ведущий к развитию. Заодно подросток сможет принять собственное решение о том, так или не так устроен мир и готов ли он с этим мироустройством согласиться. Это тоже зависит от того, была ли ему прежде взрослыми предъявлена иная система ценностей и есть ли у него тыл в семье.

Если же ребёнок младше, такое поведение взрослых лишает его защищённости и обрекает на преждевременную инициацию. Которую да, сильный ребёнок может пройти, но всегда дорого за это платит. А слабый так и вообще ломается. И начинает верить, что «мир устроен так». Такие волны этой детской незащищённости плескались в комментариях к прошлым постам...

Когда я писала, что нужно идти на конфронтацию, я именно это имела в виду. Не конфронтацию с конкретными глупыми детьми, а конфронтацию с правилами игры, по которым «сильный имеет право бить слабого». С травлей как насилием, как болезнью, отравой, моральной ржавчиной. С тем, чего не должно быть. Что нельзя оправдывать, от чего любой ребёнок должен быть защищён — и точка.

Этот тот самый главный вывод, о котором я уже писала. Без конфронтации здесь невозможно, уговоры не помогут, «командообразование» тоже. Идти на конфронтацию неохота, неловко, нет опыта, потому что сами мы почти все имеем опыт жертвы и/или опыт травящего и сами мечемся между виктимностью и агрессивностью, достаточно те же комменты почитать. А надо.

Теперь — что можно сделать. Конечно, ситуации очень разнообразны, это общие принципы и шаги.

1. Назвать явление

Никаких «У моего сына (у Пети Смирнова) не ладится с одноклассниками».

Пока не назовёте своим именем, все будут делать вид, что ничего особенного не происходит. Дальше нужно понять, кто готов взять на себя ответственность за прекращение этого дела. Признак того, что готов, — как раз готовность назвать травлю травлей. Идеально, если это сразу учитель. Если же он продолжает петь песню про «ну, он такой» — придётся пойти выше. Надо найти того, кто назовёт происходящее своим именем. И с него начинать работу. Если это руководитель, пусть отдаст распоряжение и отследит выполнение или сделает сам, раз подчинённые не способны. Обращаться во внешние инстанции — крайний вариант, но, если нет другого выхода, тянуть не надо. В нашем случае только с уровня директора пошли изменения. Директор тоже попыталась играть в игру «А что же вы со своим ребёнком не поработали», но после вопроса «То есть вы расписываетесь в том, что ваш педколлектив с травлей ребёнка в классе справиться не может?» быстро сменила стиль разговора, и мы обо всём мило договорились.

Дальше тот взрослый, кто взял на себя ответственность (для простоты будем называть его учителем, хотя это может быть школьный психолог, вожатый в лагере, тренер, завуч и т. д.), должен поговорить с группой, в которой происходит травля, и назвать явление группе.

По многим комментам бывших «травильщиков» видно, насколько дети не осознают, что именно делают. У них в голове это называется «мы его дразним», или «мы так играем», или «мы его не любим». Они должны узнать от взрослого, что когда они делают так и эдак, это называется вот так, и это — недопустимо.

Бывает, необходимо описать ситуацию с точки зрения жертвы. Мне, как ни странно, потребовалось делать это для педагогов. Иначе не получалось вытащить их из «подумаешь, дети всегда друг друга дразнят». Я им предложила представить себе: «Вот вы приходите на работу. Никто не здоровается, все отворачиваются. Вы идёте по коридору — сзади смешки и шёпот. Вы приходите на педсовет, садитесь. Тут же все сидящие рядом встают и демонстративно отсаживаются подальше. Вы начинаете контрольную — и обнаруживаете, что заранее записанное на доске задание кто- то стёр. Вы хотите заглянуть в свой ежедневник — его нет на месте. Позже вы находите его в углу туалета, со следами ног на страницах. Однажды вы срываетесь и кричите, вас тут же вызывают к директору и отчитывают за недопустимое поведение. Вы пытаетесь пожаловаться и слышите в ответ: “Нужно уметь ладить с коллегами!” Ваше самочувствие? Как долго вы сможете выдержать?»

И если в ответ идут живые чувства, не злорадствовать и не нападать. Только сочувствие: да, это всякому тяжело. Мы люди, и нам важно быть вместе.

Иногда первого пункта и хватает, если только‑только началось.

2. Дать однозначную оценку

Люди могут быть очень разными, они могут нравиться друг другу больше или меньше, но это не повод травить и грызть друг друга, как пауки в банке. Люди на то и люди, разумные человеки, что они способны научиться быть вместе и работать вместе без того, чтобы. Даже если они очень‑очень разные и кто‑то кому‑то кажется совсем неправильным. Можно привести детям примеры, что нам может казаться неправильным в других людях: внешность, национальность, реакции, взгляды, увлечения и т. д. Привести примеры, как одно и то же качество в разные времена и в разных группах оценивалось по‑разному. Есть ещё классная ролевая игра про кареглазых и голубоглазых, но её должны проводить профессионалы. А мозги хорошо прочищает.

Конечно, всё это получится, только если сам взрослый так искренне считает. Это должна быть проповедь, а не нотация.

3. Обозначить травлю как проблему группы

Когда на людей наезжают, предъявляя им моральное обвинение, они начинают защищаться. В этот момент их не интересует, правы они или нет, главное — оправдаться. Дети не исключение. Особенно дети — зачинщики травли, потому что очень часто это дети с нарциссической травмой, абсолютно неспособные переносить стыд и вину. И они будут драться, как гладиаторы, за свою роль «супер‑пупер‑альф». То есть в ответ на называние травли насилием вы услышите: «А чего он? А мы ничего... А это не я», — и всё в таком духе. Понятно, что толку от обсуждения в таком ключе не будет. Поэтому не надо его вести.

Так и сказать: есть болезни, которые поражают не людей, а группы, классы, компании. Вот если человек не моет руки, он может подхватить инфекцию и заболеть. А если группа не следит за чистотой отношений, она тоже может заболеть — насилием. Это очень грустно, это всем вредно и плохо. И давайте‑ка вместе срочно лечиться, чтобы у нас был здоровый, дружный класс. Это позволит зачинщикам сохранить лицо и даже предоставит им возможность хотя бы попробовать примерить роль недеструктивной «альфы», которая «отвечает за здоровье класса». И, что особенно важно, это снимает противопоставление между жертвами‑насильниками‑свидетелями. Все в одной лодке, общая проблема, давайте вместе решать.

С детьми постарше можно посмотреть и обсудить «Повелителя мух» или (лучше) «Чучело». С маленькими — «Гадкого утёнка».

4. Активизировать моральное чувство и сформулировать выбор

Результат не будет прочным, если дети просто прогнутся под формальные требования учителя. Задача — вывести их из «стайного» азарта в осознанную позицию, включить моральную оценку происходящего. Можно предложить детям оценить, каков их вклад в болезнь класса под названием «травля». Допустим, 1 балл — это «я никогда в этом не участвую», 2 балла — «я иногда это делаю, но потом жалею», 3 балла — «травил, травлю и буду травить, это здорово». Пусть все одновременно покажут на пальцах — сколько баллов они поставили бы себе? Если это не подростки, «троек» не будет, даже у самых отпетых агрессоров. В этом месте ни в коем случае нельзя пытаться уличить: нет, на самом деле ты травишь. Наоборот, нужно сказать: «Как я рад, у меня от сердца отлегло. Никто из вас не считает, что травить — это хорошо и правильно. Даже те, кто это делал, потом жалели. Это замечательно, значит, нам будет нетрудно вылечить свой класс». Так моральная оценка травли становится не внешней, навязанной взрослым, — её дают сами дети.

Если группа очень погрязла в удовольствии от насилия, конфронтация может быть более жёсткой. Я описывала приём с «Гадким утёнком» в книжке, перескажу здесь коротко. Напомнив детям тот отрывок, в котором описана травля, можно сказать примерно следующее: «Обычно, читая эту сказку, мы думаем о главном герое, об утёнке. Нам его жаль, мы за него переживаем. Но сейчас я хочу, чтобы мы подумали о вот этих курах и утках. С утёнком‑то все потом будет хорошо, он улетит с лебедями. А они? Они так и останутся тупыми и злыми, не способными ни сочувствовать, ни летать. Когда в классе возникает похожая ситуация, каждому приходится определиться: кто он‑то в этой истории. Среди вас есть желающие быть тупыми злобными курами? Каков ваш выбор?»

Этот же приём может помочь родителям осознать, что если травят не их ребёнка, а наоборот, — это тоже очень серьёзно. Их дети находятся в роли тупых и злобных кур, а такие роли присыхают так крепко, что начинают менять личность. Они этого хотят для своих детей?

Для индивидуального разговора с ребёнком, не понимающим, что плохого в травле, это тоже подходит.

5. Сформулировать позитивные правила жизни в группе и заключить контракт

До сих пор речь шла о том, как не надо. Ошибкой было бы остановиться на этом, потому что, запретив детям прежние способы реагировать и вести себя и не дав других, мы провоцируем стресс, растерянность и возвращение к старому.

Момент, когда прежняя, «плохая» групповая динамика прервана, раскрутка её губительной спирали прекращена, — самый подходящий, чтобы запустить динамику новую. И это важно делать вместе.

Достаточно просто вместе с детьми сформулировать правила жизни в группе. Например: «У нас никто не выясняет отношения кулаками. У нас не оскорбляют друг друга. У нас не смотрят спокойно, если двое дерутся, — их разнимают».

Если дети постарше, можно разобрать более сложные ситуации: например, люди по‑разному чувствительны, и то, что для одного — дружеская борьба, другому может быть больно. Это может найти отражение в таком, например, правиле: «Если я вижу, что невольно задел и обидел человека, я прекращу делать то, что я делаю, немедленно». Но слишком много, тонко и сложно не надо — по крайней мере для начала.

Этот приём называется «заключение контракта», он прекрасно работает в терапевтических и тренинговых группах для взрослых, и с детьми тоже вполне эффективен. Если правила кто‑то нарушает, ему могут просто молча указать на плакат с его собственной подписью.

6. Мониторинг и поддержка позитивных изменений

Это очень важно. В нашем случае это была главная ошибка: я поговорила с директором, та кого‑то приструнила, вроде стало лучше, и мы не стали дожимать, надеясь, что всё постепенно выправится. А оно притихло, но тлело, как торфяное болото.

Очень важно, чтобы взрослый, который взялся разруливать ситуацию, не бросал группу. Он должен регулярно спрашивать, как дела, что удаётся, что трудно, чем помочь. Можно сделать «счётчик травли», какой‑нибудь сосуд или доску, куда каждый, кому сегодня досталось, или кто видел что‑то похожее на насилие, может положить камешек или воткнуть кнопку. По количеству камешков определяется, хороший ли сегодня был день, лучше ли на этой неделе, чем на прошлой, и т. д. Да множество есть всяких фишек, тренеры и игротехники их знают. Суть в том, что группа постоянно получает заинтересованный интерес от авторитетного взрослого и по‑прежнему считает победу над травлей своим общим делом.

7. Гармонизировать иерархию

Вот теперь пора думать про популярность. Про то, чтобы каждый имел признание в чём‑то своём, мог предъявить себя группе, быть полезным и ценным в ней. Праздники, конкурсы, смотры талантов, походы, экспедиции, игры на командообразование — арсенал богатый, гуляй не хочу. Чем дольше группе предстоит прожить в этом составе, тем этот этап важнее.

Признак гармоничной групповой иерархии — отсутствие жёстко закреплённых ролей «альф», «бет» и «омег», гибкое перетекание ролей: в этой ситуации лидером становится тот, в той — другой. Один лучше всех рисует, другой хохмит, третий забивает голы, четвёртый придумывает игры. Чем больше разнообразной и осмысленной деятельности, тем здоровее группа.

Ну, это уже из серии «совсем хорошо». В принципе, достаточно мирного, спокойного сосуществования, а реализовываться дети могут в других местах.

Как‑то так. Никакой тут нет Америки, и непонятно, почему учителей чему‑то такому не учат. Конечно, есть множество осложнённых ситуаций — например, агрессивное поведение жертвы, или устойчивая виктимность, или поддержка травли родителями. Но это уже надо вникать и думать, как быть в данном случае. А общую стратегию я примерно описала.

Книга «Взрослые и дети. #Многобукв» ответит на популярные вопросы, возникающие у родителей. Например: как оградить ребёнка от жестокости, предательства и других взрослых проблем, как бережно с ним взаимодействовать, чтобы не нанести травму, и многие другие.