«После смены пересчитываю пальцы — не откусил ли их какой-нибудь крокодильчик»: интервью с экзотологом-герпетологом Татьяной Жамойда

Татьяна Жамойда — ветеринар со специализацией на рептилиях. К ней приносят 25‑килограммовых питонов, змей, находящихся на грани вымирания, и даже крокодилов. Татьяна рассказала Лайфхакеру о сложностях профессии и дала советы для владельцев питомцев.

Татьяна Жамойда

Экзотолог-герпетолог.

О профессии

— Расскажите, пожалуйста, как выглядят направления ветеринарии и как в них встраивается профессия экзотолога‑герпетолога?

— Когда я делала первые шаги в профессии, 10–11 лет назад, ветеринар в основном работал на нужды сельского хозяйства. У него была специализация по курочкам, свинкам, коровкам, лошадкам. Если, кроме них, он мог вылечить мелких домашних животных — котиков, собачек, то считался космическим специалистом.

Дело в том, что тогда на кафедрах практически не было разделения по направлениям. И если человек хотел заниматься чем‑то иным, не крупным рогатым скотом, он должен был изучать это самостоятельно.

И даже если такой специалист переучивался, чтобы помогать кошечкам‑собачкам, его знаний всё равно не хватало, чтобы лечить попугайчиков, хомячков, черепашек.

Со временем стало понятно, что нужно больше людей, которые разбираются в здоровье самых разнообразных питомцев. Так появились экзотологи — специалисты, которые занимаются дикими экзотическими животными.

Но сейчас экзотологию тоже можно разделить на несколько направлений:

• орнитологи занимаются птичками;
• ихтиологи — рыбками;
• ратологи — грызунами, кроликами и другими мелкими млекопитающими;
• герпетологи (как я) — земноводными, рептилиями, амфибиями;
• специалисты по зоопарковым животным — жирафами, верблюдами, львами;
• специалисты по морским животным — акулами, дельфинами, китами.

Сейчас ветеринария переживает большой скачок. Мне кажется, развивать её в отдельных направлениях очень важно. При этом хотелось бы, чтобы и внутри них были разные специалисты: одни бы занимались змейками, другие — ящерками, третьи — крокодильчиками. У каждой крупной группы рептилий — своя специфика. Невозможно применять одни и те же методы лечения и диагностики ко всем.

У меня была такая ситуация. Вроде до этого я занималась только черепашками, и тут вдруг — нате! — мне принесли крокодила! А я практически ничего о них не знаю. В итоге пришлось проводить в голове какие‑то параллели, очень много читать, чтобы узнать о животном больше.

— Ого! Наверное, это намного сложнее, чем традиционная ветеринария.

— Думаю, да. Проблема как минимум в нехватке информации. В русскоязычной литературе об экзотологии практически ничего нет. В основном приходится читать англоязычные научные работы.

Например, в какой‑то момент я поняла, что мне не хватает знаний по паразитологии рептилий. Тогда я постаралась откопать всё, что только можно, по этой теме. Мне это удалось, и в итоге я даже начитала около 8 часов лекций для остальных ветеринаров. И то — всё-всё вложить туда не получилось!

Я вообще стараюсь чаще писать статьи и проводить вебинары, особенно если информации по теме мало. Желание обучать других дополнительно стимулирует досконально разобраться в вопросе.

Потом я почувствовала, что мне не хватает знаний по гематологии рептилий. Я выделила на её изучение целый год и всё это время старалась брать кровь у своих пациентов, чтобы на практике её исследовать.

Сейчас возникла необходимость изучить кардиологию рептилий. В мире есть только один человек, который хорошо в ней разбирается. Именно он написал все научные статьи на эту тему — четыре штуки. Я специально связывалась с ним и задавала уточняющие вопросы. Вообще, стараюсь регулярно списываться с коллегами‑ветеринарами из других стран, общаться с ними, обмениваться опытом.

Но нехватка знаний не единственная сложность. Другая, например, связана с тем, что экзотические животные — всё-таки дикие. У нас с ними нет такого же понимания, как с кошками и собаками. Экзоты — индивидуалисты. Они более замкнутые, скрытные. Рептилии, например, вообще не показывают боль. Большой вопрос современной герпетологии: как понять, что им больно и что обезболивающее сработало?

— Вы для своих пациентов и хирург, и офтальмолог, и терапевт, верно? Не боитесь ли совмещать все эти функции?

— Хороший вопрос. Пока что нет чёткого разделения специализаций, поэтому нужно разбираться во всём. Но понятно, что каждый человек обычно хорош в какой‑то определённой роли. Например, у меня есть коллега, который замечательно делает УЗИ. И иногда мы ведём приёмы вместе. Его задача — выявить проблемы. А моя — понять их причину и найти решение.

С хирургией то же самое: у нас есть специалист, который хорошо умеет проводить операции. Моя задача — ему ассистировать. Я оказываю анестезиологическое сопровождение, контролирую состояние животного в процессе. Сложные случаи хирургических вмешательств требуют присутствия сразу нескольких специалистов. Как у людей.

— А экстренные вызовы тоже бывают?

— Наша клиника пока что не круглосуточная, поэтому ночью мы пациентов не берём. Но есть плюс: в этом плане с рептилиями легче. Например, если у котика или собачки открывается кровотечение, то времени, чтобы остановить его, мало. А рептилиям помогает их природный механизм выживания — хладнокровность. Они легче переносят такие травмы, а их заболевания развиваются медленнее.

Поэтому можно сказать, что такие пациенты не очень срочные. Экстренное вмешательство нужно редко. Если даже это какая‑то травма, а я в этот момент нахожусь не в клинике, то могу проконсультировать хозяина, сказать, что делать, чтобы дотянуть до ближайшего приёма.

— Каким образом проводятся операции на экзотических животных? Отличаются ли они чем‑то от других принципиально?

— Да, разница большая. На теплокровных препараты работают быстро. Например, вкололи котику лекарство — и он тут же заснул. У хладнокровных не так. Если мы сделали укол хамелеону, то ещё два часа ходим, ждём, посматриваем — подействовало или нет.

Также рептилии обязательно лежат на грелке — чтобы ускорять метаболизм препаратов и поддерживать дыхание и сердцебиение. Хладнокровное животное должно быть нагрето, иначе есть вероятность, что оно просто не проснётся после операции.

— Бывает ли такое, что вы забираете животных домой?

— Да. Обычно мне самой так спокойнее — особенно после того, как я провела операцию, после которой за зверем нужно присматривать.

Плюс специалисты по экзотическим животным есть не каждом городе. Если человек приезжает издалека, а я вижу, что животное в тяжёлом состоянии и за ним нужно недельку понаблюдать, то предлагаю оставить его у себя — «положить в стационар». Чтобы хозяину не пришлось ездить ко мне по 300 километров каждый день ради того, чтобы показать питомца.

Я живу за городом, в собственном доме, и это несколько упрощает ситуацию. Понятно, что обычно я не приношу домой целый зоопарк (хотя у меня самой много питомцев), но периодически такое случается. Муж и дети хорошо относятся к животным — часто спрашивают у меня какие‑то факты про них.

Когда я приношу домой нового зверя, все тоже переживают за него. Даже когда он «выписывается», мои домочадцы спрашивают: «Ну что, как у него сейчас дела? Как он себя чувствует? Всё хорошо?»

— А к вам когда‑нибудь приносили ядовитых змей?

— Нет. Ими обычно занимаются сотрудники зоопарков. Кстати, там же, у одного из террариумов можно найти специальную наклейку с названием животного. Если оно выползет и укусит вас, её нужно будет взять с собой в отделение реанимации, чтобы медики использовали верное противоядие. Это устоявшаяся практика для развитых стран.

Другое дело — рептилии вне зоопарка. Иногда люди пишут мне: «Кажется, к нам подползла гадюка, мы её убили. Посмотрите, она вообще ядовитая?»

В основном оказывается, что это абсолютно безобидные ужи. А даже если бы это была и ядовитая змея, то она вряд ли захотела бы встречаться с человеком. Он не является её пищевым ориентиром. Поэтому, если вдруг вы увидите такую, лучше её просто не тревожить или прогнать. Хотелось бы, чтобы люди не руководствовались логикой «Сначала убьём, а потом будем разбираться».

А заводить ядовитых змей в качестве домашних питомцев вообще не нужно. Это как ружьё — оно должно лежать где‑то далеко в сейфе. Да и вряд ли ваши соседи обрадуются, если заметят в огороде кобру!

— А вы не боитесь быть покусанной змеёй или ящерицей?

— Честно говоря, я сама всё время задаю себе этот вопрос. Но обычно уже после того, как полечила какого‑то зверя. (Смеётся.)

Когда ко мне приходит пациент, то первое чувство не страх, а желание ему помочь. Потому что я вижу, что он страдает, и знаю, почему это происходит. И сразу включаюсь в работу.

Наверное, это неправильная реакция. Но такое, конечно, случается не каждый день. Из повседневного — меня часто кусают ящерицы. Иногда необходимо что‑то вставить им в рот, чтобы просмотреть зубки, но под рукой ничего не оказывается… кроме собственных рук. Поэтому после смены я на всякий случай пересчитываю пальцы — не откусил ли их какой‑нибудь крокодильчик. Пока что все 10 на месте!

— Бывало ли такое, что вам приносили экзотических животных с улицы?

— Такое бывает с животными, которые стоят недорого и которых дешевле заменить, чем лечить. Например, маленькие красноухие черепашки или хомячки продаются в переходах за копейки. А вот их лечение обойдётся существенно дороже.

Или иногда люди покупают животное в зоомагазине, а их обманывают. Говорят: «Да это карликовая черепашка, она не будет расти, ей вообще ничего не надо...» Люди радуются, отвечают: «Заверните». А потом узнают, что она водоплавающая, ей нужен аквариум на 200 литров, специальные лампы и уход. Это значит — что? Нужно вновь вкладываться, а они на это не рассчитывали.

Таких черепах потом находят в мусорке. И вот тот, кто её обнаружил и решил помочь, приносит её ко мне. Я, конечно, стараюсь идти навстречу — беру деньги только за материалы.

Среди экзотов эта участь в основном черепашья. Других животных выбирают более осознанно. Потому что, если человек хочет взять себе крокодила, он, скорее всего, сразу узнаёт, какие расходы его ждут.

О пациентах и их хозяевах

— Какое самое экзотическое животное к вам приводили?

— Реже всего приходят с крокодилами. Потому что, во‑первых, взрослая особь весит 100–200 килограммов (максимально — тонну). Его так просто в клинику не привезёшь, на стол не положишь. Нужно ехать непосредственно к нему. Да и чаще всего это зоопарковые или цирковые животные.

Бывают также редко встречающиеся змеи и ящерицы. Например, какого‑то особенного окраса. Или такие, которые находятся на грани вымирания.

— А как вы смотрите на то, что диких животных отлавливают и продают?

— Это плохо. Потому что при транспортировке выживает очень небольшой процент таких животных. И получается, что в природе их остаётся меньше. Но когда зоопарки или официальные заводчики занимаются разведением редких видов, чтобы они в принципе не исчезли с планеты, это правильная работа. Она направлена на восстановление численности.

— Есть ли у вас постоянные пациенты, которых по каким‑то причинам приводят очень часто?

— В основном мои постоянные пациенты — это те, кто приходит раз в год на обследование. Например, взрослые черепахи, которым по 40 лет, из которых я знаю их лет 15. Они сдают анализы, и обычно у них всё хорошо. Это в радость, когда твои пациенты так долго и хорошо живут.

— В 2019 году в России был принят законопроект «Об ответственном отношении к животным». Согласно ему, нельзя умерщвлять здоровых особей, а делать это можно только с теми, кто неизлечимо болен. Как вы относитесь к этому и к эвтаназии вообще?

— Здесь есть тонкий момент. Мы тоже допускаем эвтаназию только для тех пациентов, у которых нет никакого варианта лечения и они испытывают страдания. Например, если это онкология, не совместимая с жизнью. В этом случае, я считаю, такой шаг действительно оправдан.

Но бывали и другие ситуации. К нам приходили владельцы, которым животное надоело, у которых появилась на него аллергия, которым было лень лечить его. Причём лечить легко — например, пообрабатывать рану 7–10 дней.

Это недопустимо. Мы не усыпляем животное по желанию владельца. Пусть он лучше отдаст его каким‑то волонтёрам, зоозащитникам, в приют.

— Как вы сообщаете владельцам о том, что их питомец смертельно болен?

— Это сложно. Здесь нет какого‑то одного универсального решения. Но я всегда стараюсь быть абсолютно честной. Я понимаю, что человеку не нужно давать лишних надежд. Потому всё может быть хорошо какое‑то время, а потом... Он не ожидал, а животное умерло. Это очень травмирует.

Я всегда стараюсь говорить прямо, какова ситуация, что мы можем попытаться сделать для того, чтобы продлить жизнь питомца, и сколько ещё он может прожить. Многие плачут в этот момент. Я считаю, это нормально. Это эмоции, которые человек испытывает естественным образом. Поэтому их не нужно прятать.

В таких ситуациях я стараюсь поддерживать клиента, никогда не виню его. Да, бывает так, что люди приходят поздно — становится понятно, что нужно было начать лечение хотя бы неделю назад. Вот тогда всё было бы иначе, а сейчас перспектив — ноль. Но что изменится в прогнозе животного, если я буду кого‑то винить или ругать? Ничего. Это неконструктивно.

Наоборот, лучше похвалить владельца, что он хотя бы пришёл. Ведь сначала нужно было увидеть проблему, потом понять, что самостоятельно с ней справиться не получится, затем поискать врача… Человек проделал большую работу. Если в этот момент начать его критиковать, это может плохо закончиться для всех.

Вдруг хозяин психанёт и выбросит питомца в мусорку? Вместо этого лучше поддержать человека и объяснить, в чём были его ошибки и как избежать их в будущем.

— Неужели бывают такие неадекватные клиенты?

— Сейчас редко. Но когда я начинала работать, коммуникация с ними была моей точкой роста, внутренним переключением. Представьте, что каждые полчаса к вам приходят совершенно разные люди. И вам нужно находить с ними общий язык. А ещё попутно проводить диагностику и лечить животных.

Это хорошая школа обучения взаимодействию с людьми, а ещё — это отсев. Среди студентов, которые заканчивают ветеринарную академию, не так много тех, кто остаётся работать на приёме.

У меня бывали клиенты, которые смотрели на меня, мои рекомендации и услуги с позиции денег: «Не‑не‑не, это всё дорого. Мы лучше пойдём к врачу, который скажет то, что нам хочется услышать».

Когда найти общий язык не получалось, я действительно советовала найти другого врача. Я за то, чтобы сделать хорошо животному. Потому что оно в этой ситуации страдает больше всех.

— Какая у вас любимая или запоминающаяся история?

— Раньше я старалась записывать такие истории! Но в какой‑то момент их накопилось так много, что я перестала это делать. Со многими владельцами мы общаемся душевно и близко — даже поздравляем друг друга с праздниками.

Вот недавно, например, хозяин черепашек (бывший клиент, который переехал в другую страну) написал мне большое сообщение в весёлом, юмористическом ключе и даже нарисовал комикс!

Это очень здорово читать — человек просто от души поделился, что происходит с моим бывшим пациентом! В такие моменты я понимаю, что работаю не зря. Пока у меня не было выгорания — наверное потому, что такие случаи очень сильно мотивируют.

Ещё вдохновляют отзывы, которые оставляют клиенты на сайте клиники: «Вот в другой ветеринарке мне сказали, что осталась только эвтаназия. А мы пришли к вам и питомец ожил!»

О том, как сделать жизнь питомцев лучше

— Что бы вы посоветовали тем, кто хочет завести экзотическое животное?

— Заранее почитать о том, что это за зверь: чем он питается, в каком климате проживает, какие условия ему подходят. Причём лучше искать информацию на англоязычных сайтах. Ещё можно задать вопросы бывалым киперам.

Основное правило: сначала создать среду обитания и только потом помещать туда животное.

— Какие подводные камни в отношении здоровья могут быть? Может, рептилии являются переносчиками каких‑то вирусов или паразитов, опасных для человека?

— Подводных камней почти нет, кроме сальмонеллы у рептилий. Но этот вопрос легко решается личной гигиеной. Каким‑то другим паразитам, которые есть у змей и ящериц, люди совершенно не интересны.

— Какое экзотическое животное сложнее всего содержать? А какое — легче?

— Сложнее содержать животное, которому требуются большие площади. Например, если мы хотим завести варана (я уже не говорю о крокодиле), то нужен большой террариум — замкнутая экосистема, подходящая для него. Потому что варан любит ходить, бегать, карабкаться. Хорошо бы ещё и какой‑то водоёмчик сделать.

А большие площади люди не всегда могут себе позволить. Особенно если речь о съёмной квартире. Поэтому нужно выбирать, какому животному ты сможешь создать комфортные условия существования.

Также необходимо подумать, сможете ли вы кормить змею мышами? Не будете ли жалеть сверчков? Если это внушает страх, нужно поискать растительноядную рептилию.

— Перечислите, пожалуйста, наиболее частые ошибки содержания экзотических животных.

1. Человек не соблюдает условия содержания. Например, организует пространство для жизни питомца так, что у него:

• маленькая площадь для перемещения,
• неправильная температура окружающей среды,
• плохая вентиляция,
• неподходящее питание.

2. Человек практически не видит животное в течение дня. Если владелец успевает заглядывать в террариум только тогда, когда кормит питомца, он может пропустить опасную симптоматику.

Это особенно актуально в разговоре о рептилиях. Потому что можно просто не понять, что животному плохо. Ведь рептилии не плачут, не скулят. А болезнь в это время развивается. Обычно хозяин замечает, что с животным что‑то не так, когда случай уже запущенный.

Здесь можно найти интересный выход. Этот способ мне подсказали мои клиенты. Они установили в террариуме компактную камеру, благодаря которой можно наблюдать за питомцем даже удалённо.

Причём это удобно ещё и в том случае, когда они приходят ко мне на диагностику. Потому что питомец может странно себя вести дома, но, оказавшись в кабинете, просто замирает. А так владелец отсматривает 8‑часовой ролик, вырезает оттуда минутку и показывает мне.

3. Человек не социализирует животное. Например, просто сажает хамелеончика в террариум и не трогает его. Соответственно, если потом такого хамелеончика привести на осмотр, он будет стрессовать: его зачем‑то взяли на руки, почему‑то лезут посмотреть ротик, предлагают какие‑то уколы... Он страдает.

Поэтому нужно больше наблюдать за животным, общаться с ним, стараться транскрибировать какие‑то его жесты, мимику и позы, считывать эмоции.

— А как считать эмоции у рептилий?

— Сейчас мы учимся хотя бы очеловечивать животных — переносить наше понимание на них. Возможно, психология рептилий работает как‑то по‑другому, но мы этого не знаем. Так что, надеюсь, это направление будет развиваться. Сейчас есть такие примеры:

1. Хамелеон. Если он светло‑зелёный с незначительными тёмными вкраплениями, значит, находится в нормальном психологическом состоянии. А если сильно почернел, то ему что‑то не нравится. Также, чтобы выразить недовольство, ящерицы могут шипеть.
2. Бородатая агама. Её психологическое состояние можно определить по окрасу бороды. Если она почернела, значит, животному что‑то не нравится. Может, её неудачно взяли на ручки или она покушала, а её дёргают. Позы и цвета для ящериц очень важны.
3. Змея. Когда змея спокойна, она свободно ползает. Но стоит появиться какой‑то опасности, и она сразу оборачивается кольцами. Как в домике: голова — внутри, тело — снаружи. Если змея ползает по человеку и в какой‑то момент начинает сдавливать руку, поддушивать, значит, она переживает. Некоторые владельцы говорят: «Она у меня стрессовая. Поэтому не бойтесь — она чуть‑чуть подушит и перестанет». Так и есть.

Состояние питомца также можно вычислить по тому, насколько раскованно он себя ведёт — как взаимодействует с окружающей средой. Если животное уверенно шагает по столу, рассматривает комнату, собирает языком запахи — это расслабленное поведение. А если замерло — вряд ли оно чувствует себя комфортно.