«Когда узнают, что я изучаю муравьёв, спрашивают: „Как мне вывести их из квартиры?“»: интервью с мирмекологом Павлом Лисицыным

Павел Лисицын работает мирмекологом — изучает муравьёв. Он сетует на то, что его профессию считают скучной и неинтересной. Но во время интервью Лайфхакер убедился, что это не так. Мы узнали у Павла, чем полезна его деятельность для экологии, какую опасность для зоологов представляют экспедиции и как любовь к животным соседствует с «убийством ради науки». А ещё — захотели приобрести муравьиную ферму.

Павел Лисицын

Биолог, зоолог, мирмеколог. Аспирант Института биологии и биомедицины в Нижнем Новгороде. Научно-популярный блогер.

О том, кто такие биологи, зоологи, мирмекологи

— Чем занимаются (и чем различаются) зоологи, ботаники, микологи? Можно ли их всех назвать биологами?

— Существует безумное разнообразие дисциплин, входящих в биологию. Первый‑второй курсы у всех студентов проходят одинаково. А дальше — идёт специализация. Есть различные кафедры: ботаники, зоологии, физиологии, биофизики, нейродинамики. На старших курсах студент выбирает одну из них, исходя из личных предпочтений и интересов.

Какое бы направление студент ни выбрал, по окончании бакалавриата ему в любом случае выдадут диплом, где будет написано: «Биолог». А в скобочках указано, какую кафедру он заканчивал. Вот у меня, например, «Биолог (зоолог)». При этом я зоолог, который изучает муравьёв — то есть мирмеколог (от греческого «мирмес» — «муравей»).

Так вот. Микология, ботаника, зоология — это маленькие «дисциплинки» внутри биологии, которые посвящены трём царствам: грибов, растений и животных соответственно. Учёные, занимающиеся ими, обычно работают в естественных условиях, на природе. Хотя среди них есть и лабораторные биологи — они, например, изучают тех же муравьёв не выходя из кабинета. Но все эти специалисты — в первую очередь учёные. Они ставят перед собой научные задачи, исследуют свою тему и публикуются.

Их работа зависит от полевых сезонов. Во время них учёные ездят на станцию — наблюдают, собирают, измеряют — в общем, проводят исследования на природе. А потом всё оставшееся время они обрабатывают этот материал и на его основе пишут статьи и участвуют в конференциях.

У каждого учёного время полевого сезона разнится — оно зависит от объекта изучения. Так как я занимаюсь муравьями, мой полевой сезон — сентябрь. А есть те, кто изучает кукушек, — они выезжают на природу в апреле‑мае. В это время у птиц как раз активное размножение.

— А как именно происходит изучение муравьёв? Зоолог сидит над муравейником с лупой — как на советской детской картинке?

— У энтомологов существует довольно жестокий способ определения вида насекомого: сначала умертвить его, а затем изучить под микроскопом.

Я занимаюсь муравьями, которые участвуют в гумификации валяжа — это долгий процесс, в котором задействованы и грибы, и бактерии, и многие членистоногие. И меня интересует роль муравьёв.

Поэтому моя полевая работа выглядит так: я нахожу упавшее дерево, по особой методике определяю стадию его разложения и собираю муравьёв пинцетом или эксгаустером — кстати, из‑за него полицейские постоянно останавливают меня в метро. (Смеётся.) А затем помещаю насекомых в спиртовые пробирки. Ценные экземпляры монтирую на булавку и изучаю их под микроскопом.

Из соображений гуманности я собираю 30–50 муравьёв — это статистический минимум, необходимый для появления научных выводов. Вот такой жестокий способ изучения насекомых. Но это жертва во имя науки.

— А как изучается поведенческий аспект?

— Моя первая научная работа в период обучения на бакалавриате была связана с особенностями поведения представителей муравьёв‑древоточцев рода Camponotus. В Нижегородской области их обитает четыре вида. Я наблюдал за ними, изучал суточную активность.

Каждый час подходил к муравейнику и записывал, сколько особей зашло и вышло. А потом проверял, изменится ли что‑нибудь в искусственных условиях. Это нужно было для того, чтобы выяснить, запрограммирована ли такая активность генетически или она зависит от среды.

Искусственными условиями был формикарий (муравьиная ферма) — гипсовый домик с трубочкой, соединённой так называемой ареной, имитацией улицы. Муравьёв я пометил специальным лаком, создав каждому уникальный узор. А затем наблюдал за их активностью, используя различный свет.

Кстати, это пример зоологической работы, не нуждающейся в экспедициях. Вообще, огромная её часть — музейная. Там хранится большое количество образцов. И экспозиционный материал на выставках лишь малая часть фонда научных коллекций.

Поэтому можно даже не выезжать на природу. Достаточно поработать с материалом, собранным зоологами прошлых эпох. И возможно, даже открыть новый вид!

— Но ты ходишь на природу. Почему? Не устаёшь от экспедиций?

— Для меня экспедиции — это не только научная работа, но и хобби. Время, проведённое на природе, — самое любимое. Каждые выходные я выезжаю в лес, а когда пишу диссертацию, отправляюсь в двух- или трёхнедельный поход с палаткой. Не могу усидеть дома. Около 100 дней в году я нахожусь на природе, по‑другому никак.

Кроме того, я ещё фотографирую то, что меня окружает, и потом делюсь этим в социальных сетях.

— А куда ты ездишь? Какая экспедиция запомнилась больше всего?

— Моя работа в основном проходит на севере Нижегородской области. Там, конечно, довольно тяжело. Дикие места, медведи и всё такое. Приходится пару недель сидеть в лесу без связи.

Большое впечатление произвела экспедиция по Дагестану. Это самая южная часть России, где огромное количество животных и растений. А ещё там много эндемиков — видов, которые обитают только на определённой территории.

При этом природа Дагестана недостаточно изучена. Поэтому мы ездили и с горящими глазами собирали всё, что видели. Экспедиция была направлена на поиск новых видов муравьёв и роющих ос.

Ведь на данный момент в царстве «Животные» описано около 1,5 миллиона видов, среди которых где‑то 900 000 — насекомые. При этом предполагаемое количество видов — около 8 миллионов. Многих мы просто не знаем.

— А что насчёт современных технологий — помогают ли они тебе как‑то в работе?

— Да. Простой пример: раньше исследователи делали рисунки собранных видов, но погрешность этого метода велика, ведь можно много чего упустить. Поэтому сейчас мы их фотографируем.

Другой пример — камера видеонаблюдения. Мои коллеги работали в казахстанском заповеднике. Они поставили фотоловушку для изучения птиц. Через полтора месяца, когда они отсмотрели кадры, выяснили, что им удалось запечатлеть редкие краснокнижные виды. И даже найти каракала — раньше не было известно, что степные рыси доходят до тех мест!

О том, какими бывают муравьи и зачем их изучать

— Почему именно муравьи?

— Муравьи классные! Когда я выбирал тему научной работы, то много общался с потенциальными научруками. Один из них мне дал книжки о муравьях — сначала одну, потом вторую. Я прочитал, и мне понравилось!

Муравьи — это очень большая группа во всех смыслах. Во‑первых, существует много их видов — более 14 000. Во‑вторых, они есть практически везде. В тёплое время года сложно найти место, где в радиусе 5 м не было бы ни одного муравья. Они играют огромную роль в биосфере.

В‑третьих, они интересны своей социальностью: у них сложные иерархические отношения между собой и непростая система взаимодействия с другими муравейниками. В общем, открытий ещё делать и делать.

— А какие открытия за это время ты уже успел сделать?

— Главный мой труд — кандидатская диссертация — ещё не написан. Но зато у меня есть несколько отдельных статей об интересных находках.

Например, у нас в Нижегородской области я наткнулся на Tetramorium armatum. В стандартной семье муравьёв есть самка, откладывающая яйца, солдаты, охраняющие колонию, и рабочие, заботящиеся об остальных членах колонии. А у Tetramorium armatum — паразитического вида — последние совершенно отсутствуют.

Поэтому, чтобы выжить, они переползают в муравейник другого вида, обманывают его обитателей феромонами, маскирующими запах чужаков, и втираются в доверие. В итоге хозяева кормят их, ухаживают за ними, выводят их личинок.

Этот вид изначально был найден в южных регионах. Поэтому неожиданно было обнаружить его в Нижегородской области, за пару тысяч километров от ареала обитания.

Я пока не могу похвастаться более серьёзными работами — наука начинается в аспирантуре. Бакалавриат и магистратура только учат быть учёным.

— Ого! А какие ещё есть необычные виды муравьёв?

— Polyergus rufescens — муравьи‑рабовладельцы. Из всех каст у них остались только солдаты. Их челюсти серповидные, как два шипа. Такое строение пригодно только для того, чтобы убивать.

Они не могут делать ими что‑то ещё: ни строить гнёзда, ни кормить друг друга. Поэтому периодически совершают набеги на другой вид муравьёв — Formica fusca.

Это потрясающее зрелище: тысячи муравьёв‑рабовладельцев целенаправленно ползут в одну сторону. Проникают в муравейник Formica fusca, выкидывают оттуда всех, кто попадается на пути. Воруют куколок, из которых должно вылупиться потомство, утаскивают к себе.

Куколки Formica fusca впоследствии становятся рабами Polyergus rufescens. Они строят гнёзда, кормят солдат и ухаживают за маткой. И даже пахнут как Polyergus rufescens. Ведь когда муравьи рождаются, то перенимают запах места, в котором появились. Когда рабы умирают, их хозяева совершают новый набег.

— Ты описываешь всё очень воодушевлённо! Но, наверное, тебе приходилось сталкиваться с вопросом, зачем вообще изучать муравьёв. Как ты обычно отвечаешь?

— Да! Такой вид деятельности кажется людям несерьёзным. Эта проблема любой фундаментальной науки. Ценность прикладных же дисциплин и их практическое назначение очевидны любому.

Фундаментальная наука — это кирпич. Я изучаю животных, а значит, создаю кирпичи. Специалисты других сфер из них строят дома, сараи, склады — лечат питомцев, способствуют размножению скота. А бывает, что я не создаю кирпичи, а изобретаю какой‑то новый материал — нахожу таких животных, которые могут сильно повлиять на жизнь людей.

Чтобы понимать, как взаимодействовать с природой, нужно знать её в лицо. У каждого, абсолютно каждого вида есть своя роль. Так, мы не сможем вырастить лес, если не понимаем, как он устроен, от каких насекомых деревья умирают и с какими грибами живут в симбиозе. Без работы зоологов и ботаников эти знания невозможно было бы получить.

Говоря о моей теме: муравьи имеют очень важную роль в любых системах и так или иначе влияют почти на всё в этом мире.

Обычно, когда люди узнают, что я изучаю муравьёв, то спрашивают: «Как мне вывести их из квартиры?» И практические действия, которые можно применить для их уничтожения, — результат работы зоологов.

Но самый наглядный пример — достижение советской мирмекологической школы. Когда в борьбе с вредителями очень активно использовали муравьёв рода Formica (рыжих лесных). Их вы все, наверное, видели: они окрашены в бурый цвет, строят большие муравейники (иногда до 2 м высотой) и питаются другими насекомыми.

В СССР была программа по расселению этих муравьёв в очаги вредителей — например, гусениц, которые сжирают деревья. Переселившись, Formica быстро уничтожали их, тем самым поддерживая здоровье леса.

Муравьи вообще могли бы быть очень полезны. Многие из них, например, имеют специальные железы, выделяющие антисептические и антибактериальные вещества. Для них это необходимость: они живут в страшном мире, где все хотят их убить. Особенно грибы! Есть огромное количество видов, споры которых, попадая в насекомое, прорастают и развиваются в нём, убивая своего носителя.

Возможно, яды некоторых муравьёв или антисептические и антибактериальные вещества, выделяемые ими, кто‑то использует уже сейчас.

— Кстати, когда ты говорил про формикарий, я вспомнила, что у моей сестры тоже была муравьиная ферма. Как думаешь, муравьи — хорошие питомцы для ребёнка? Лучше или хуже собак?

— Сложно сказать, лучше или хуже. Это слишком разные существа. Но я уверен, что муравьиная ферма была бы очень интересна для ребёнка. Особенно если мы говорим про простые в содержании виды насекомых: мессоров, жнецов, лазиусов.

Уход за ними развивает много навыков и расширяет мировоззрение. Наблюдая за муравьями, ребёнок начинает более ответственно относиться к животным. Он понимает, что каждое маленькое насекомое — это отдельная жизнь, отдельная личность.

Ведь на примере собственных питомцев он видит: чтобы у муравья родилось хотя бы 10 муравьишек, нужно приложить много сил и внимания.

Кроме того, у владельца фермы формируется множество бытовых навыков: чтобы сделать формикарий самостоятельно, нужно научиться сверлить, заливать гипс, лепить. Благодаря этому ребёнок развивает мелкую моторику и тренирует аккуратность.

О том, как зоологи восхищаются природой и помогают экологии

— У тебя есть фото с «зоологическими соленьями», а также видео, где ты монтируешь бабочку. Как это сочетается с любовью к животным?

— Я очень люблю животных и не представляю себя без взаимодействия с ними. Но, к сожалению, без такого никак. Когда я работал лаборантом на кафедре, в мои обязанности входила подготовка и организация лабораторных для студентов, в том числе — умерщвление животных.

Мне приходилось усыплять лягушек хлороформом. Либо — звучит страшно, но на самом деле это метод более гуманный — ломать им спину с помощью специальной иглы.

Смерть — это естественный процесс. Чтобы ту же лягушку покормить, нужно пожертвовать мышкой. Но если можно избежать лишних жертв, я делаю всё возможное — например, просто фотографирую муравья, а не забираю его с собой.

— А что зоологи делают для экологии?

— Интересно наблюдать за тем, как меняется значение слова «экология». В современном мире по этому запросу интернет находит картинки контейнеров с радиоактивными отходами. А вообще‑то, изначально «экология» появилась как результат восхищения природой.

Эрнст Геккель, создатель термина, как‑то наблюдал за фораминиферами — одноклеточными раковинными амёбами в морском планктоне. Он был поражён, насколько они разнообразны и прекрасны. А потом задумался, как они взаимодействуют между собой, и стал это изучать.

Поэтому экология — это наука о взаимодействии живой и неживой природы, о функционировании биологических систем, сообществ. И в этом смысле все зоологии, ботаники, микологи — тоже экологи.

Мы исследуем компоненты отдельных сообществ и того, как они взаимодействуют. Установить важность того или иного вида можно, только изучив его, узнав, какую роль в биосистеме он играет.

Благодаря усилиям зоологов мы знаем, какие виды нужно охранять, какие — нет, а какие надо уже искусственно размножать. Специалисты составляют списки, которые затем формируются в Красные книги.

При этом редкий вид, занесённый в неё, не всегда под угрозой вымирания. Есть, например, гадюка обыкновенная — Vipera berus. В Нижнем Новгороде это одна из наиболее часто встречающихся змей. Но она всё равно находится в Красной книге.

Простому грибнику ведь не объяснишь, что гадюка — важнейший компонент экосистемы. Первая реакция людей, когда они видят змею (ещё и ядовитую), — прибить её. А так делать не надо. Поэтому не была бы она охраняемым краснокнижным животным — её бы уничтожили. Это даёт гадюке юридическую защиту.

Люди, к сожалению, не понимают, что вокруг нас много всего разного, важного и нужного — даже если это выглядит неприятно. И вот, чтобы показать масштабы биоразнообразия, я веду блог.

Например, как‑то раз я выкладывал пресноводную медузу. Многих она шокировала — многие думали, что этот зверь водится только в океане. В такие моменты я понимаю, что всё делаю не зря. Люди начинают обращать внимание на мелочи. А значит — более ответственно и разумно относиться к окружающему миру.

И других я всегда призываю делиться наблюдениями. Вот видишь ты красивый цветочек — покажи его всем, выложи пост в социальных сетях.

— Интересный момент про красоту и восхищение природой. Можешь рассказать, какое природное явление или объект произвели на тебя наибольшее впечатление?

Красотка блестящая и красотка‑девушка — два вида стрекоз. Они очень нравятся мне с эстетической точки зрения: голубые, с металлическими переливами… Они даже называются красотками! Этих стрекоз часто можно встретить у рек — это не тропический вид, а очень даже российский.

1 / 0

2 / 0

Лаковица аметистовая. На неё смотришь — и ощущение, что она как из мультика! Или ежовик коралловидный, который представляет собой фрактальные сосульки. На них можно бесконечно смотреть!

Вообще, когда я хожу за грибами, то преследую, конечно, и кулинарные интересы. Но чаще всего я выбираюсь в лес, чтобы пофотографировать. Можно взять грибы и выложить из них радугу — в наших широтах есть экземпляры всех цветов видимого спектра.

Считается, что вся красота — в тропиках, но у нас тоже есть прекрасные создания. Взять того же горчака обыкновенного — у него безумно красивая переливающаяся полосочка, которая проходит вдоль тела.

Или линь, знакомый всем рыбакам. В мутной воде плохо различима его прелесть, но когда ты сажаешь его в аквариум… Рыба, которой можно любоваться часами!

1 / 0

2 / 0

На самом деле, красивого очень много! При этом красивое не обязательно яркое. Оно может восхищать своей формой, дизайном или образом жизни.

Например, щитни — ракообразные, которые живут в пересыхающих водоёмах. У них сотни ножек, с помощью которых они и плавают, и собирают еду, и дышат. Это настолько непривычно для нас, позвоночных животных, что восхищает.

Что советует зоолог

— Какие приложения ты бы мог посоветовать тем, кто интересуется природой на любительском уровне?

— Есть потрясающая социальная сеть iNaturalist. Ты фотографируешь объект — растение, животное или гриб, выкладываешь, и нейросеть, используя свои базы данных, автоматически определяет, что это. Если же вид не распознан, участники iNaturalist (зачастую — профессиональные зоологи) помогают тебе в определении.

Также в этом приложении можно посмотреть, какие находки были сделаны в определённой местности. Это помогает изучить природу того района, в который ты отправляешься. Либо наоборот: найти на карте вид, который ты давно искал, и пойти туда, где его уже обнаружили.

iNaturalist

iNaturalist Цена: Бесплатно

Загрузить

У этого приложения есть побочный продукт: приложение Seek. Оно в режиме реального времени определяет вид природного объекта, когда ты наводишь на него камеру. Этой программой могут пользоваться все — от детей до ботаников из МГУ.

Seek фирмы iNaturalist

iNaturalist Цена: Бесплатно

Загрузить

— Есть ли какие‑то мероприятия, в которых может поучаствовать незоолог? Например, я слышала про совотур.

— После ковид‑ограничений выяснилось, что многие любят природу, и путешествий по России стало больше. Наши флора и фауна бесконечно разнообразны. Поэтому появилось множество туров с гидами‑биологами.

Совотур, о котором ты говоришь, организовал мой знакомый, Алексей Левашкин. Он придумал проводить встречи, на которых показывают людям сов.

Я тоже провожу встречи — в основном в городской черте. Ведь не у всех есть возможность выезжать далеко в лес. Обычно я пишу в соцсетях: «Встречаемся в парке во столько‑то».

Каждая такая экскурсия — особенная. Я не знаю, что конкретно мы увидим и о чём я буду рассказывать: может, сегодня вырос какой‑то новый гриб или прилетела новая птица. Но я хорошо ориентируюсь и понимаю, что в это время и в этом месте можно найти.

А ещё для меня важно рассказывать о том, что нас окружает: многие даже не подозревают, кого можно встретить, например, в весенней луже.

Когда я начал проводить экскурсии, то был удивлён, насколько людям это интересно. Такой формат встречается всё чаще и чаще и оказывается очень востребованным. У меня есть друзья — ботаники и зоологи, которые начинают заниматься подобным в других городах.

Прелесть современного мира в том, что сейчас мероприятие может организовать абсолютно любой человек. Существует много блогеров‑биологов, которые также ходят с подписчиками на экскурсии и читают лекции. Мой совет — найти такого в своём городе. Или стать им.

— Ну и, раз уж ты изучаешь муравьёв… Как вывести их из квартиры?

— (Смеётся.) Совет такой: одновременно использовать множество отрав и ловушек. Относиться к этой проблеме стоит так же, как и к борьбе с тараканами или другими нежелательными насекомыми в квартире. Просто взять и купить всё сразу: и мелок, и таблетки, и липкую ленту. Только тогда с ними можно справиться. Но если совсем плохо, нужно вызывать специальные службы, которые протравят всю квартиру.