После «Игры на выживание» все влюбились в Линду Лапиньш. Публикуем большое интервью с актрисой

Линда Лапиньш — российская актриса, сыгравшая Викторию Кемпиннен в сериале «Игра на выживание». Мы поговорили с Линдой о кино и о сложностях, связанных с работой в нём, выяснили много интересных подробностей о съёмках, а также попытались разобраться, почему все думают, что в России делают только плохие фильмы.

Линда Лапиньш

Актриса театра и кино.

 

О жизненном пути

— Почему вы решили стать актрисой?

Скажу честно, я сама себе на этот вопрос не ответила.

Наверное, как и большинство выпускников, я пошла получать первое высшее для мамы с папой — это было экономическое образование. Проучилась полтора года очно, потом перевелась на заочное обучение и начала подрабатывать моделью. А когда получила диплом, то поняла, что это абсолютная ерунда и что этим я совершенно не хочу и не буду заниматься.

В то время мне очень была интересна журналистика. И я подумала, что обязательно перед поступлением на второе высшее мне нужно позаниматься с педагогом по речи. Нашла я его в театральном институте. Когда я пришла туда, у меня спросили, почему бы мне не походить на подготовительные курсы по актёрскому мастерству. А я ответила: почему бы и нет. Потом педагоги уговорили меня поступить и в сам университет. И я опять подумала, почему нет. Вот так и понеслось.

— То есть вы не хотели быть актрисой в детстве?

В детстве у меня не было никаких театральных кружков, песен и плясок. Хотя танцами я немного занималась. Но нет‑нет‑нет, мне всегда казалось, что актёр — это очень странная профессия. Она ассоциировалась у меня только с красной ковровой дорожкой, по которой, улыбаясь, идут знаменитости.

— Где вы учились на актрису и как попали в Москву?

Первые два курса я проучилась в Екатеринбургском государственном театральном институте. Когда я окончила два курса в ЕГТИ, то поняла, что в этом городе, скорее всего, путь становления актрисой будет очень сложен и долог. Решением проблемы был переезд в Москву, что я и сделала, перепоступив во ВГИК.

— Стоит ли поступать в институт, чтобы стать актёром? Насколько важно высшее образование в этом деле?

Однозначно стоит поступать. Очень многие думают: раз я умею плакать и говорить, то я уже актриса. Но это самое лёгкое, что ты можешь сделать. Самое сложное — вести своего персонажа от А до Я и правильно выстраивать эти линии. Этому и учит театральный институт.

Артист не может сам себя оценить. Было очень много ситуаций, когда я играла отрывок, у меня были сопли, слюни и мне казалось, что всё, сейчас я закончу — и все с ума сойдут от моей фантастической игры. Но эпизод заканчивается, я смотрю на зрителей, а они все сидят с абсолютно каменными лицами.

Поэтому нужен режиссёр: он объясняет, когда твоей игры слишком много, а когда — слишком мало. И учит тебя более тонко относиться к своему ремеслу.

Своего персонажа нужно прорабатывать, правильно расставлять акценты в роли и тексте. Мало просто торговать лицом перед зрителем — ты должен что‑то ему дать. Тебе нужно понимать, как сделать свою палитру гораздо шире, чем просто «я в кадре». И вот это даёт театральный институт. Учит не быть одинаковым везде.

— Вы изначально играли в театре. Как произошёл переход к фильмам и сериалам?

Вышла довольно забавная ситуация. Я не могу назвать себя начинающей актрисой, так как у меня за плечами 30 проектов, и 11–12 работ до сих пор находятся в производстве и просто не выходят на экраны.

Так сложилось, что «Игра на выживание» — один из отснятых проектов, который наконец‑то вышел. Поэтому я не могу сказать, что у меня был какой‑то переход. Я одновременно снималась и служила в театре.

— Значит, вы продолжаете и сейчас играть в театре?

Нет, из театра я ушла как раз на съёмках сериала «Игры на выживание». У нас с художественным руководителем было разное мнение о том, как я должна видеть себя там. А потом случился этот проект, и я прекрасно понимала, что не смогу ездить на спектакли, так как съёмки проходили в Абхазии в течение пяти месяцев. И это подтолкнуло меня к тому, чтобы наконец‑то принять решение уйти из театра

— Причина только в этом? А есть ещё какие‑то, например оплата?

Ну естественно. Многие актёры очень трепетно относятся к формулировкам. Они говорят, что в театре служат, а не работают. И я всегда шучу на эту тему: действительно служат, потому что за работу платят деньги. А зарплата в театре — 22 тысячи рублей в месяц. Ну камон, ребята, вы серьёзно?

Театр это только для души, для тренажа, для того, чтобы постоянно оставаться в профессии. Съёмки такой процесс, что иногда работаешь безвылазно, а иногда, наоборот, — снялся и полгода нет новых проектов. А как и в любой профессии, но особенно в актёрской, полгода перерыва — это серьёзная катастрофа для тебя.

Однако оплата для меня стала всё же второй причиной ухода, а первую я назвала выше — это разное видение того, как должно быть.

— А какой была ваша дебютная роль?

Я даже не помню. Может быть, эпизодическая роль в сериале «Полицейский с Рублёвки». И в то же время снимался проект, где у меня была одна из главных ролей — это был сериал для «Первого канала» со мной, Равшаной Курковой и Игорем Верником. Вот только почему‑то он уже три-четыре года никак не может выйти в свет.

— В театре у вас были довольно литературные роли, а в кино — сериалы про ментов и воров. Почему так?

Я всегда удивляюсь, когда задают вопросы в стиле: «Почему вы согласились на эту роль?» А на что я буду жить? Это ведь моя профессия.

Нужно кормить себя, и поэтому иногда соглашаешься на роли, которые тебе не очень хотелось бы играть. И чтобы быть хоть немного честным перед собой, пытаешься из них сделать что‑то более или менее смотрибельное и интересное, насколько это вообще возможно в рамках проекта.

Кроме того, очень часто пробы на полнометражные фильмы у хороших режиссёров — закрытые. Такие объявления не появляются на сайтах с вакансиями. Чтобы на эти пробы попасть, нужно сначала о них узнать, — а это не всегда получается.

Мне кажется, если в 2020 году актёр будет ждать подходящую роль — крутую, невероятную — то он может просидеть 10 лет в нищете, перебирая гречку на кухне. Поэтому чем‑то приходится жертвовать.

О сериале «Игра на выживание»

— Как вы попали в сериал «Игра на выживание»?

По одной и той же схеме: мой агент прислала сценарий, но сказала, что сначала будет знакомство с режиссёром. Мне кажется, это очень правильный подход. Гораздо хуже, когда ты не знаешь режиссёра, он тебя тоже не знает и не понимает, как тебя «нащупать». Так что было знакомство, а потом приглашение на пробы уже на конкретную роль.

— Вас сразу пригласили на роль Виктории Кемпиннен или, может, изначально вы на другую роль пробовались?

Нам всем скинули описание персонажей и сценарий только первых двух серий. Кстати, целиком мы его не видели почти до конца съёмок. Но когда я прочитала эти серии, то поняла, что точно буду пробоваться на Викторию Кемпиннен. Для меня это было очевидно.

— Было ощущение, что это очередной российский сериал?

Нет. Во‑первых, ты всегда смотришь на диалоги — они говорят о многом. Когда они прописаны очень хорошо, точно и конкретно, то ты понимаешь, дерьмом это быть не может 100%. Потом, естественно, ты интересуешься, кто делает продакшн. Смотришь работы оператора и режиссёра и на основе этого делаешь выводы.

Ну и окончательно в том, что проект хорош, убеждаешься на пробах. Очень часто во время них режиссёру хочется поскорее закончить и заняться своими делами. Другое дело — когда видишь заинтересованность в тебе. Режиссёр всё раскладывает по полочкам, и ты чувствуешь, что человек горит этим. А это, мне кажется, уже 70% успеха картины.

— А насколько вы отличаетесь от вашей героини? Во время просмотра возникает ощущение, что вам близок её характер. Как на самом деле?

Близок, конечно. Я не очень верю в перевоплощение. В каждом из нас есть набор абсолютно всех качеств: милосердие, сострадание, жадность, зависть. Просто в процентном соотношении чего‑то у кого‑то больше или меньше — из этого и складывается личность.

Поэтому, когда тебе попадается определённая роль, ты вычленяешь в ней что‑то самое важное, и вот это качество своё, если в тебе его меньше всего, просто начинаешь прокачивать.

В принципе, любые актёры играют тех героев, что им близки. И это нормально. Естественно, мы не берём в расчёт героев с психическими отклонениями и тому подобным.

— А что вам не нравится в героине?

Было бы хорошо, если бы этот вопрос вы задали после выхода всех 12 серий. Я не могу сейчас точно ответить, потому что будет много спойлеров.

— Может, намекнёте как‑то размыто?

Весь кайф этого проекта в том, что люди здесь поставлены в очень неоднозначные ситуации. И когда ты примеряешь их на себя как зритель (и даже как актёр), то не знаешь, как бы ты поступил. Ты можешь как оправдать героя и понять, почему он так сделал, так и осудить его поступок. Обе версии будут убедительными.

Поэтому, когда Виктория Кемпиннен совершает главный поступок... Ну чёрт, будет спойлер, не могу. Скажу вот так: она меня не разочаровала. Я боюсь вопросов про героиню, потому что она персонаж с огромной загадкой, которая открывается чуть ли не в самом конце. Мне сложно что‑то про неё говорить, чтобы не сказать того, чего не следует.

— В сериале есть много других загадок. Намекнёте на разгадку какой‑то? Может быть, не очень важной, чтобы не было спойлеров?

Я не открою Америку, но, как оказалось, почему‑то не все внимательно смотрят сериал. Только к шестой серии зрители стали обращать внимание на фразу Игоря Верника в самом начале: «Победит тот, кто останется человеком». От многих она ускользнула, и из‑за этого догадки идут не в ту сторону. Да, это фиговая интрига, но извините, не могу больше ничего сказать. Продюсеры убьют.

— Вы говорили, что сериал снимался в Абхазии. Судя по кадрам, это было очень далеко от населённой местности. Как на самом деле?

Да, так и есть. Эта местность называется Ауадхара. Первые полтора месяца мы жили в пансионате, вокруг которого больше ничего нет. Туристы иногда всё равно встречались, но до населённого пункта было очень‑очень далеко.

Надо было нас всех видеть, когда мы приехали туда. У меня был чемодан весом 60 кг, а потом я ещё несколько раз довозила вещи. Ведь в горах температура может вырасти с 4 до 30 ℃ — и это происходит за три часа. Поэтому нужно было иметь как летнюю одежду, так и практически зимнюю.

А ещё я взяла аптечку просто от всех болезней мира. Я понимала, что если что‑то случится, то пока до нас кто нибудь доедет, может стать нехорошо.

— В каких ещё локациях вы снимали?

После гор мы уехали сниматься в заброшенные пригороды, которые находились в окрестностях города Ткуарчал.

Я более жуткого зрелища никогда в своей жизни не видела. Представьте: целый заброшенный город и на всей улице только в одном разрушенном доме горит свет в окне — там до сих пор живёт семья.

И это зрелище, когда ты входишь в эти разрушенные здания... Люди просто оставили вещи и ушли. Я вам клянусь, всё как в фильмах ужасов. На столе лежит книга с огромным слоем пыли и мха, на полу — игрушка и другие несобранные вещи. Там было морально тяжело находиться.

— А был момент, когда вам правда стало страшно во время съёмок?

Да ∗∗∗∗∗∗ [жесть] . ∗∗∗∗∗∗ [жесть] , как страшно в некоторых моментах было.

Один из самых страшных эпизодов — серия с испытанием в клетке. Мне кажется, я даже сейчас зареву. Ничего со мной страшнее в жизни не случалось. Она уже вышла, так что я могу рассказать.

Есть огромная кованая клетка, которая горизонтально висит на тросе над открытым морем и разделена пополам дверцей. С одной стороны сидит персонаж Семён Приходько, а с другой — Виктория Кемпиннен. И клетка начинает двигаться, вставать в вертикальное положение и опускаться на дно в воду — в настоящее море.

Понятно, что были спасатели, но вы понимаете, сколько тонн весит эта клетка? Я даже не хочу думать, что случилось бы, если бы что‑то пошло не так.

И произошла такая история: клетка идёт на дно, а я должна сделать последний вдох. Я не до конца поняла второго режиссёра и подумала, что клетка не полностью погрузится в воду и будет зазор, чтобы я могла дышать. А я отыграю так, будто тону.

Но клетка действительно ушла под воду, и я не сделала последний вдох. У меня внутри началась паника. Всё, воздуха не хватает. И там есть кадр, не знаю вошёл ли он в финальную версию монтажа, где я бью по клетке и кричу, что мол «всё». Карен был от него в восторге.

Я ещё не видела, как это смонтировано, но всё, что там происходит, — по‑настоящему. У меня неделю после этого была жуткая бессонница. Я думала, что у меня выпрыгнет сердце и я просто не переживу эту сцену никогда не свете. Уже год со съёмок прошёл, а мне это иногда снится.

— А что ещё пошло не по сценарию, но в итоге осталось в сериале?

У нас очень много что не по сценарию пошло. Он прямо во время съёмок дописывался и переписывался.

Например, сцена в яме с Семёном Приходько и Викторией Кемпиннен. Мы с режиссёром Кареном Оганесяном пообсуждали, что неплохо будет так сделать, написали текст и через 15 минут сняли. И таких моментов очень много.

Карен Оганесян давал нам огромную свободу действий. Как говорится: «Я просто душу его целую!». Я бесконечно благодарна ему за это.

— Как вы объясняете успех сериала?

Если не брать во внимание режиссёрскую и операторскую работу, то можно объяснить его тем, что очень интересно наблюдать за людьми в патовых ситуациях. Какой выбор они сделают? Всегда интересно следить, как в таких ситуациях раскрывается человек, его сущность и характер.

А ещё, мне кажется, этот сериал возымел такой успех благодаря абсолютному подключению зрителя. Он постоянно задаёт сам себе вопросы: «А как бы я поступил? А что бы я сделал? А смог бы я предать или нет? А смог бы остаться таким благородным?» Всегда ведь легко рассуждать в стиле «Я? Да никогда!». Но ты никогда не был в этой ситуации.

— А за что критикуют сериал? И насколько оправдана эта критика?

Критикуют за жёсткость. Мне очень многие писали: «В первой серии так всё замечательно начиналось, а потом вот это! Как вы можете это показывать? Вы пропагандируете жестокость!»

Но представьте: вот вы включаете «Новости» и там показывают, как поймали педофила. Разве это значит, что программа пропагандирует педофилию? Это вообще нелогично. Посыл проекта: «Не надо так делать, оставайтесь до конца людьми».

Обвинения в жестокости мне непонятны. Если бы в анонсе тебе сказали: «Новый сериал! Любовный треугольник! Гнездо аиста!», а ты включаешь, и там вот такое — согласна. Но ведь изначально говорилось, что это игра на выживание. А что, вы думали, там будут показывать? Людей с лютиками, бегущих по полю?

И мне нравится этот сериал как раз за то, что всё в нём получилось очень бытовым и правдивым. Для того, чтобы сам зритель поверил, всё должно быть именно так, а не иначе.

О российском кино и работе актрисой

— Откуда появилось мнение, что российское кино — это низкокачественный продукт?

Потому что в каком‑то смысле и в каких‑то случаях так и есть. Но я не разобралась до конца в этом вопросе. Сначала я думала, что проблема в отсутствии хороших сценаристов.

Вот о чём я смотрю фильмы? Да об одном и том же. Героиня должна потерять ребёнка, а потом должен вернуться её муж, а потом он её предаст и так далее. Это первый курс сценарного факультета. Ну ребята, столько всего в мире интересного. Не можете придумать историю сами — возьмите событие из мировой истории за основу и докрутите её.

Но когда я начала больше сниматься и знакомиться с людьми, то оказалось, что есть хорошие и крутые сценаристы. Но почему снимается именно это, а не что‑то другое? Я не ответила себе на этот вопрос. Может, потому, что это продаётся лучше.

— Но ведь качественный продукт тоже должен хорошо продаваться?

Не хочу жёстко отзываться о зрителе, потому что он очень разный. Но у меня есть ощущение, что это как с русским языком. Когда не смогли поднять общий уровень культуры населения — и вместо этого опустили уровень культуры и русского языка. Когда можно говорить «ихнего», когда кофе — он, она, оно, они. Когда можно говорить как угодно.

У меня ощущение, что с кинематографом то же самое. Кажется, что некоторые проекты снимаются для людей, которые пришли с работы, устали, не хотят думать и делать какие‑то выводы. Им надо, чтобы всё было понятно: Вася пришёл к Лене, а Лена — подруга Маши.

И в итоге кинематограф не поднимает уровень сознания людей, а сам опускается до их уровня. Если людям это надо — пусть, мы будем штамповать. Как говорят, пипл хавает.

Но подчеркну: не всё, что у нас делается, — плохо.

— Какие сложности есть в работе актёра в России? С какими сами сталкивались?

Есть общие сложности, не только для России — это кинопроцесс, в котором очень многое зависит не от тебя.

У меня недавно был случай, когда мы целый день снимали мою истерику. Это очень эмоционально сложная сцена. В это состояние очень тяжело входить, и его нужно держать на протяжении 12‑часового рабочего дня.

Я приехала на площадку, настроила себя на работу, а получилось так, что по какой‑то причине кто‑то не привёз игровую машину. Или нет подачи электричества. И ты ждёшь пять часов, после чего маринованный выходишь на площадку и уже ничего не можешь сделать.

А одна из сложностей, которая касается именно российского кино, — это гонорары. Ты не можешь, как Хоакин Феникс, сыграть «Джокера» и два-три года не работать — спокойно жить на эти деньги и ждать, пока придёт новый классный проект.

У нас так не получается: нужно успевать работать на двух-трёх проектах, пока есть возможность. И ты начинаешь немножко сходить с ума. Ты путаешь площадки и гримёров. У меня буквально две недели назад был момент, когда я на секунду забыла, в каком городе я сейчас нахожусь.

— С какими препятствиями вы сталкивались на пути становления актрисой?

Самое большое препятствие — когда на роль утверждают чью‑то жену, просто потому, что она чья‑то жена. Или дочь, любовницу, подружку и племянницу.

Ты знаешь, что сделала всё так как нужно, и режиссёр в восторге. А в последний момент, на стадии подписания договора, звонят и говорят: «Извините, так получилось, что утвердили другую, вы же всё понимаете». Я говорю, что да, я всё понимаю. У меня было так с двумя проектами.

Хуже этого нет ничего. Это выбивает из колеи: в какой-то момент появляется ощущение, что, может, вообще не стоит пробовать, ведь какой смысл, если всё равно возьмут кого надо.

— Стоит ли становиться актёром в 2020 году?

Я думаю, что нужно становиться тем, кем ты хочешь, и неважно, в каком году это происходит. Этим правилом нужно руководствоваться по жизни. Если ты хочешь что‑то — делай, не предавай себя. Добивайся этого, работай над своими страхами.

В 2020 году бешеный темп жизни, и кино существует в таком же ритме. Это огромные выработки в день. Твоя сосредоточенность и стрессоустойчивость должны быть на очень высоком уровне. Нужно сначала спросить себя: «А я вообще могу это? Я хочу этого? Я хочу жить в постоянном напряжении, нервах, недоедании? В нервном истощении?» И если ты отвечаешь на эти вопросы: да, с жирной точкой, — тогда, конечно, стоит.

— А что вы можете пожелать тем, кто хочет стать актёром?

Уметь отделять конструктивную критику от зависти и подлости. Я бы это всем пожелала. Иногда тебе всё подают под сахарным соусом. Говорят, что тебе просто хотят помочь, что‑то посоветовать. И вместе с тем аккуратно намекают, что, в общем‑то, актриса‑то ты говно.

Я это знаю. И это напрочь убивает самолюбие и даёт тебе неуверенность в себе. А неуверенность — это не двигатель прогресса. Не нужно слушать всякую ерунду.

— Какие фильмы с вашим участием посоветуете посмотреть?

К сожалению, таких немного. Я очень советую посмотреть восьмисерийный фильм «Коса», который мы сейчас снимаем. Но он выйдет минимум через полгода.

— А другие фильмы? Зарубежные или российские?

Абсолютно точно я советую посмотреть фильм «Магнолия», если вдруг кто‑то не видел.