«Я совсем не про боль и унижение, мне это чуждо»: интервью с мастером шибари Дарьей Достоевской 

Шибари — древнее японское искусство связывания. Для кого‑то оно про красоту и эстетику, для других — про сильную боль и доминирование. При этом практику чаще всего относят всё-таки к БДСМ‑теме и ждут сексуального взаимодействия с помощью верёвок.

Но в последние годы всё чаще можно видеть шибари‑мастеров на кинки‑вечеринках, где сексуальный контакт между участниками не всегда нужен — только если люди сами того захотят. Также существуют шоу‑мероприятия, где зрители просто наблюдают за связыванием моделей — и тоже без сексуальных взаимодействий.

О стереотипах, правилах и людях в шибари‑практике мы поговорили с Дарьей Достоевской.

Дарья Достоевская (Arya Dark)

Мастер шибари, владелица шибари-студии Dark Room.

О профессии

— Ты рассказала в своём Telegram‑канале, что связыванием увлеклась почти случайно — после одного семинара в Нижнем Новгороде, куда тебя позвала подруга. Почему ты согласилась? Уже был какой‑то интерес к теме?

— Я просто за любую движуху. Я только развелась, приехала в Нижний, подруга позвала с собой. Но я тогда, конечно, не ожидала, что так найду себя. Это была больше теоретическая лекция и небольшой кусочек практики, где можно было потрогать верёвочки. Но я была в восторге.

— Шибари — это БДСМ‑практика и потому ассоциируется сразу с болью, жёстким доминированием и унижением. Насколько тебе близка эта позиция?

— До личного знакомства с этим искусством у меня была такая же ассоциативная цепочка: шибари — БДСМ — боль и унижения. И самым главным открытием на том самом первом семинаре стало то, что это, оказывается, совсем не обязательно. Шибари — многогранная практика, в которую можно вложить вообще что угодно.

Верёвка — просто инструмент, и то, как ты его применяешь, зависит только от тебя. Я не перевариваю унижение ни в каком виде, для меня это табу и по отношению ко мне, и по отношению к модели. И меня в шибари подкупило именно то, что это может быть практикой про заботу, доверие и ответственность.

Теперь о боли. Боль — это очень растяжимое понятие. По сути, это сигнал нашего тела о том, что что‑то идёт не так. И многие телесные практики основаны именно на этом, чтобы мозг обратил внимание на тело. Боль бывает разная. Например, ощущения от связывания и от порки прямо противоположны друг другу. И восприятие болевых ощущений у всех разное. Для кого‑то более терпимая и приятная боль при порке: резкое, точечное, острое воздействие. Кому‑то нравится боль при бондаже — статичная, давящая, распределённая по поверхности. Вообще, можно взаимодействовать с верёвками так, что это будет совсем не больно, например просто протягивать по телу — очень классная, приятная тактильная практика.

Ещё важно помнить, что боль — это только часть сложных психических процессов. Болевое воздействие запускает цикл стресс‑реакции, вырабатывается кортизол и адреналин, организм в панике — что происходит, какой кошмар! Потом боль заканчивается, вместе с этим заканчивается и цикл стресс‑реакции. Мозг такой: «Мы молодцы, мы выжили. Вот нам волна дофамина». И становится очень хорошо. Связывают всегда для того, чтобы развязать. Ведь чем хуже нам было в процессе, тем лучше нам потом.

Не нужно бояться боли. Можно предупредить мастера, что вы в первый раз, что вы просто хотите попробовать. Тогда с вами будут очень аккуратны. Также стоит помнить, что у нас у всех разный болевой порог. И мы порой сами не знаем, где наш предел. Ко мне иногда подходят люди на вечеринках: «Ой, я так боюсь, мне просто верёвочки потрогать». А в процессе сессии оказывается, что там огромный запас терпимости. И искать её предел увлекательно и азартно.

— Многие воспринимают шибари только как секс‑практику, может, элемент прелюдии. Но всегда ли шибари про секс? Как ты работаешь с моделями?

— Это очень интересная тема, одна из моих любимых. Я даже собираю статистику по мастерам, с которыми так или иначе пересекаюсь. Такая тенденция есть, особенно у мужчин. Я сама несколько раз связывалась у одного питерского мастера, мне он очень нравится. И как‑то раз уже после сессии он сказал, что в его голове шибари — это отдельный вид секса. При этом я во время взаимодействия это никак не сексуализировала и не чувствовала подобного от него. Для меня всё было комфортно и прекрасно.

Для меня шибари‑практика — это не про секс. Я могу интегрировать верёвки в секс, если это мой партнёр. Но если я связываю человека на вечеринке или на приватной сессии и это не мой партнёр, у меня с ним нет никаких сексуализированных взаимодействий. Вообще. В соответствии с законодательством РФ секс во время коммерческой сессии — это проституция. И даже если мужчина будет очень просить меня потрогать член за 5000 рублей, я этого не сделаю: закон мне запрещает. Если вдруг мне захочется другого взаимодействия, мы потом встретимся отдельно, но в рамках сессии это категорическое нет.

О главных правилах шибари‑сессии

— Как выбрать мастера? На какие красные флаги стоит обращать внимание?

— Я убеждена, что половина успеха сессии — это личная симпатия. Лучший способ — это сходить на мероприятие, посмотреть, как человек связывает, как он проявляется, поговорить с ним. Потому что шибари — это прежде всего практика на доверие. И очень важно быть расположенным к мастеру.

Также стоит обратить внимание на репутацию. Если у человека есть положительные отзывы, он член сообщества, его знают, к нему ходят — это хороший знак. Хотя не всегда это имеет принципиальное значение.

Красные флаги — это очень субъективно. Каждому заходит разное. Например, есть мастера, у которых не очень хорошая репутация, нелестные отзывы, разные истории про то, как кого‑то принудили к сексу. Но при этом у этих мастеров есть модели, которые связываются только у них.

— Как проходит сессия? Не начинаешь же ты связывать с порога.

— Есть pre‑care и after‑care — забота до и забота после. Прежде чем начать связываться, нужно познакомиться и поговорить. В идеале, конечно, начинать такие обсуждения должен мастер, потому что сессия — это его ответственность. Но моделям тоже рекомендуется уделить этому внимание.

По‑хорошему, мастер должен спросить, чего ты ожидаешь, чего ты хочешь в этой практике, что он может с тобой делать и чего категорически не может. И можно обсудить «серую зону» вроде «сейчас не хочется, но, может быть, в процессе захочу».

Но есть нюанс: если модель до связывания проговорила, что категорически нельзя трогать гениталии, а в процессе просит потрогать, то мастер не имеет права этого делать. Потому что человек в изменённом состоянии сознания. То, что она говорила до сессии, имеет большее значение, чем то, что говорит в процессе.

Разговор до особенно актуален для мастеров, которые ищут какого‑то сексуального взаимодействия. К сожалению, очень много таких историй: девушка думает, что её посвязывают, она покайфует, как на массажике, — а мастер думает, что она хочет с ним каких‑то взаимодействий, и начинает её целовать, трогать за грудь, яйца в ладонь подкладывать. И потом у всех друг к другу вопросы.

Поэтому так важно обговаривать свои ожидания. Мастер, если он адекватный, но хочет сексуального взаимодействия, честно скажет, что ему «просто посвязываться» неинтересно.

В сессии могут возникать моменты, когда мастеру захотелось сделать что‑то, что не было оговорено в начале и не попадает в зону табу. Тогда он должен сказать: «Я хочу сделать с тобой вот это. Ты хочешь этого или нет?»

Информированное активное согласие очень важно — это столп, на котором всё держится.

Если человек впервые у меня на сессии, то начинаю я просто с прикосновения верёвки, даю человеку возможность познакомиться с этим ощущением. Могу плавно начать взаимодействие с техники одной верёвки — без фиксации, только телесный контакт и скольжение верёвки по коже. Если это знакомая и опытная модель, настроение какое‑то игривое, можно обойтись и без этого, можно и сразу за ногу подвесить.

Забота после также очень важна. В любой БДСМ‑практике ты как бы забираешь субъектность у человека, лишаешь его какого‑то неотъемлемого атрибута. И очень важно после сессии человеку эту субъектность вернуть. Бывают, конечно, разные сессии. Например, мы связываемся на субъект‑субъектном уровне, в процессе болтаем и ржём — и мне не нужно потом выводить человека из изменённого состояния, с ним всё ок.

Но если человек во время сессии отдал контроль над собой, стал на это время объектом в моих руках — очень важно вернуть ему всё, что он мне отдал. Важно дать понять, что всё закончилось, всё хорошо, ты к нему относишься как к человеку, ты его уважаешь, ценишь. Важно поблагодарить: спасибо тебе, мне было очень кайфово, ты большой молодец.

Если был какой‑то жёсткий эмоциональный экшен, то нелишним будет ещё и на следующий день написать человеку: «Как у тебя дела? Хорошо себя чувствуешь? Достаточно я о тебе позаботился?»

Иногда случается дроп — эмоциональная яма, когда тебя захлёстывают негативные эмоции, из которых самому очень сложно выйти. Вроде всё хорошо, но у человека ощущение, что с ним сделали что‑то плохое. Лично со мной такого никогда не было, но я видела, как это происходит с людьми. Дроп — весьма непредсказуемая и опасная штука. И в таких случаях от мастера требуется помочь человеку выйти оттуда. Дозаботиться, извиниться, побыть рядом, даже накормить, если нужно. Даже если это вышло случайно, мастер косвенно стал причиной страданий другого человека и должен это исправить.

То же самое и с травмами. Есть такой этический принцип: если модель у тебя получила травму, то отвезти к врачу, поинтересоваться, не нужны ли лекарства, оплатить их и лечение, если понадобится, — это тоже ответственность мастера.

— Можно ли остановить сессию в процессе?

— Это ещё один момент, который важно обсудить в начале. Если это какая‑то жёсткая БДСМ‑сессия, где будет максимально больно, модель об этом знает и идёт туда именно за этим, то мастер и модель договариваются, что все её «ой», «ай», «прекрати» не работают. И пока она не скажет определённое стоп‑слово, мастер продолжает, несмотря ни на что. Если такой договорённости не было, то любое «стоп» — это «стоп».

Но везде есть нюансы. Новая нетипичная боль на первых порах воспринимается мозгом интенсивнее, чем есть на самом деле. Если тебя впервые в жизни подвешивают за ногу, твой организм никогда такого не испытывал, то первые 30 секунд тебе кажется, что сейчас эта нога отвалится. Но если мастер понимает, что это безопасно, что ничего с твоей ногой не случится, то он тебе скажет: «Потерпи эти 30 секунд, потом оцени». Мастеру очень важно объяснить, что происходит, и продемонстрировать готовность прекратить любое взаимодействие, если нужно.

— Ты со всеми говоришь перед сессией? Даже если это вечеринка?

— Я знаю мастеров, которые на вечеринках связывают конвейером: 20 минут на каждого, одна обвязка. Я себя пока не вижу в таком бондаже, я беру на полноценные сессии, человек пять за вечеринку — это максимум моих физических возможностей. И да, я говорю с каждым.

Обязательно спрашиваю, какие ожидания, был ли опыт связывания или нет, какое отношение к боли, какие ограничения по здоровью: противопоказания, травмы, операции, хронические заболевания и так далее. Важно обсудить безопасность. Если модель неопытная, нужно объяснить, что это больно, это опасно, что риск остаётся всегда.

Самая распространённая бондажная травма — травма лучевого нерва. Примерно в середине плеча он находится близко к коже и не защищён мышечной тканью. И здесь его очень легко передавить. Поэтому я прошу модель помнить о затекании рук. Если начали затекать, нужно сказать мне. Это не значит, что рука сейчас отвалится, но для меня это сигнал, что у меня есть примерно 20 минут, чтобы перераспределить нагрузку.

Ещё один важный нюанс, который я всегда проговариваю, опять же, про руки. Если человек где‑то там, в изменёнке, и я не уверена, что он мне вовремя скажет о своём состоянии, то я кладу ему в ладонь два пальца. Его задача — максимально сильно их сжать, а потом разжать. И если я проверяю, а человек еле сжимает, то, значит, нагрузку отсюда мы убираем или заканчиваем сессию.

Если человек знакомый, можно сократить предварительные разговоры: опытная модель обычно об этих нюансах знает. Но в любой сессии важно убедиться в совпадении ожиданий.

О моделях

— Ты постоянно говоришь «модель» и «мастер». Это общепринятые названия для шибари‑практики?

— Это очень обширная тема для споров. Не все любят, когда их называют мастерами. Для меня это странно. По‑моему, мастер — это даже почётно. Если кто‑то мастер, значит, он чего‑то достиг в этой жизни.

С моделями так же. Кто‑то говорит нижний/нижняя. Но мне это не подходит: безусловно, на время сессии мы переходим в неравноправные отношения, но я не всегда считаю человека нижним. Есть слово «клиент», но мне не нравится: я хочу относиться к шибари как к любимому хобби и искусству, а это слово в эту картину сильно не вписывается.

Также есть понятия «дающий» и «принимающий» партнёр — уместные слова, но, на мой вкус, слишком длинные. Поэтому я использую «модель» как универсальное определение роли.

— Зачем вообще люди приходят в шибари?

— Люди разные, запросы разные. Как минимум это интересная телесная практика сродни массажу. Изменение кровообращения в процессе, повышенная чувствительность после — телесный эффект человек получит независимо от того, с каким запросом пришёл.

Кто‑то приходит за сильной болью. Мне с такими людьми сложно, но я учусь.

Лейтмотивом любой сессии всегда идёт передача контроля: я хочу передать тебе контроль над собой и в это время расслабиться, пережить какие‑то свои чувства и эмоции по этому поводу. Это хорошая практика для ребят, которые привыкли всё держать под контролем и не умеют расслабляться. Это возможность получить безопасный альтернативный опыт, который может очень помочь потом в других сферах жизни.

Есть разные вариации игр с властью. Например, bratting — когда нижний партнёр хулиганит и провоцирует, а верхний укрощает и подавляет. Не моя история, но я знаю мастеров, которые связывают именно в такой концепции и получают массу удовольствия.

Но важно помнить, что верёвка — это просто инструмент, и само связывание не несёт в себе никакого психологического смысла. Его вкладывают люди, которые в эту практику вступают. И вариантов может быть множество.

— Но можно ли сказать, что мастер шибари в чём‑то психолог?

— Я бы сказала, что хороший мастер — да. Это необязательно, но это даёт дополнительные возможности. При достаточно высоком уровне эмпатии мастер внимательно следит за проявлениями эмоциональных реакций у модели и может строить дальнейшее взаимодействие, основываясь на этом.

Если ты не можешь выстраивать психологическое взаимодействие с партнёром, то связываешь больше верёвку, чем человека. И это не плохо! Многие на сессию приходят как раз за некоторой объективизацией, возможностью полностью передать контроль, отключиться и уйти в свои ощущения.

— Как ты отбираешь людей на сессии? Есть кто‑то, с кем ты точно не будешь работать?

— У меня нет каких‑то конкретных критериев. Но иногда бывает такое, что я уже на этапе переписки понимаю, что у нас с человеком разный вайб, ничего хорошего из этого не выйдет. И если у него есть конкретный запрос, я могу порекомендовать другого мастера. Периодически мне пишут нижние молодые люди, которые хотят унижений, жёстких практик типа ballblasting — этого я делать точно не буду.

Но это редкость. Я люблю людей, люди классные, люди интересные. Меня процесс изучения нового человека очень привлекает и увлекает.

— Сталкивалась ли ты с неадекватными реакциями моделей?

— Я считаю, что неадекватных реакций быть не может. Об этом я тоже говорю моделям: любые реакции уместны, сдерживать их не нужно, потому что для меня это обратная связь. Если я не вижу обратной связи, я работаю с тобой как с объектом.

Другой момент, что эти реакции не всегда понятны. У каждого из нас есть свой опыт, через призму которого мы интерпретируем проявления других людей. Иногда он настолько различается, что возникают «трудности перевода». Я в таком случае спрашиваю, например: «Ты кричишь, потому что тебе хорошо или тебе плохо?» Моя ответственность как мастера — разобраться в реакции.

— Трогали ли тебя во время сессий?

— Да, пару раз было. Но это были знакомые люди, не в приватной сессии и не на вечеринке. Просто просили посвязывать, а в процессе становилось понятно, что хотели совершенно другого взаимодействия. Поэтому ещё раз — очень важно всё проговаривать. Да, кому‑то сложно говорить прямо, некоторые предпочитают играть в социальные игры. Но я так себе игрок.

Если меня начинают трогать, когда я этого не хочу, в этом нет никакого криминала для меня. У меня достаточно устойчивая психика в этом плане, к тому же у меня есть преимущество: связываю я, а не меня, — могу просто шлёпнуть по рукам и зафиксировать их как следует.

— Ты работаешь и с мужчинами, и с женщинами. Есть ли разница в связывании?

— Разница огромная! Начнём с физических особенностей. Мужчины, как правило, больше весят, у них в другом месте находится центр тяжести — у женщин он в области таза, у мужчин выше. И это в подвесах очень сильно чувствуется, габариты и пропорции тела также играют большую роль. Есть мужчины, которых я не могу руками обхватить, и для того, чтобы сделать базовую грудную обвязку, мне приходится обходить их по кругу, что сильно влияет на процесс взаимодействия.

Также в среднем мужчины менее гибкие, менее выносливые и более капризные. Понятно, что внутри гендера тоже есть отличия: есть женщины с низким болевым порогом и непробиваемые мужчины, которым невозможно сделать больно. Но чаще мужчины боль переносят хуже.

Мужчинам сложнее говорить о своих ожиданиях и давать обратную связь. У меня был забавный случай, когда мужчина не проговорил особо, чего хочет. Рассказал, что связывался один раз, без подвесов. Я работаю с ним как с новичком, очень лайтово, в процессе он не даёт мне никакой обратной связи, а после сессии уже постфактум говорит: «А я ждал, что будет больно, я хотел, чтобы было больно».

Мужчины, которые дают обратную связь, — редкость. Я их нежно люблю, они милые котики.

О своей студии

— Весной ты открыла свою бондажную студию. При этом сама ты продолжаешь работать дизайнером и переводить шибари в разряд работы не хочешь. Так зачем тебе студия?

— Это куча удовольствия, куча новых возможностей. Я делала ремонт своими руками два месяца, практически не отрываясь. И даже тогда получала массу удовольствия от процесса созидания, от того, что я что‑то делаю для себя, так, как я хочу.

И сейчас я кайфую, что у меня есть личное пространство, которое приспособлено именно для бондажа. Я устраиваю мероприятия, приходят мастера и зрители, чтобы познакомиться, все дают обратную связь. И это очень круто.

Для меня это сообщество имеет большое значение, я хочу быть его членом, как‑то реализоваться внутри. И в этом студия очень сильно помогает.

— Я слушаю твои рассказы про БДСМ‑сообщество Питера, и складывается впечатление, что там все милые котики. Неужели нет конфликтов, претензий, неприятных людей?

— У меня, наверное, предвзятое отношение в этом плане. Меня безумно восхищает отсутствие осуждения и высказывание одобрения. Для нас норма жизни, когда тебе говорят, что в тебе и твоих действиях не нравится. А когда человек без запроса подходит и говорит: «Знаешь, я видел, как ты связываешь. Это очень круто, мне так понравилось! Ты такая молодец!» — это в обыденной жизни редко встретишь.

Для меня ещё очень важно, что эти люди умеют разговаривать. Поскольку БДСМ — это область взаимодействия, где нет каких‑то настроек по умолчанию и никто не знает, как надо, люди вынуждены говорить друг с другом. И этот навык коммуникации очень сильно отличает это сообщество от большинства обывателей.

Естественно, внутри любого сообщества есть конфликты, есть люди, которые не любят друг друга, есть «великие критиканы», которые высказываются по любому поводу. Мне пока от них не доставалось. Я в самом начале пути, только набираю какую‑то публичность.

Об отношении окружающих

— Как к твоему увлечению относятся твои родственники, друзья, коллеги, а главное — дети?

— Практически все друзья у меня в теме, осталось буквально несколько человек из прошлой жизни, но они в другом городе. Относятся с непониманием, но и без осуждения. С их опытом это не бьётся, но главное, что мне нравится.

С родственниками у меня не самые близкие отношения. Мама выслушала краткий экскурс о том, чем я занимаюсь, и сказала: «Делать тебе нечего». Но тоже без осуждения, спокойно.

С коллегами вышло интересно. У собственника предприятия, где я работаю как дизайнер, есть свой клуб. И когда мои коллеги узнали про моё увлечение, управляющая клубом пришла в восторг и предложила мне сделать там шибари‑мероприятие. Так что и здесь никакого осуждения.

Моим детям 6 и 4,5 года. И понятно, они полной картины не знают. Но я и не скрываю, чем занимаюсь. Периодически ночью пробую на себе какую‑нибудь обвязку, кто‑то из них встаёт попить водички: «Мама, а зачем ты связала себе ногу?» Отвечаю: «Красиво же?» Красиво.

Я сделала точки подвеса у себя дома, детям тоже радость — ура, качельки.

Я спокойно отношусь к воспитанию и категорически против попыток строить из себя несуществующий пример. Мои дети знают, что я курю, что ругаюсь матом. Если кто‑то из них повторяет, я объясняю, что это слова для взрослых, пока давайте только я так буду говорить. Я за честность.

Бывший муж также в курсе, чем я занимаюсь. В какой‑то момент — спасибо психотерапии — я даже попросила его помочь с сантехникой в студии. И он всё сделал, спасибо ему.

— А как относится к шибари твой партнёр, если он есть?

— Сейчас у меня нет постоянного партнёра. За всё время, что я связываю, в моей жизни не было никого, кто бы не знал или осуждал. Кто‑то был в теме, кому‑то было неинтересно, но всё равно была поддержка: «Я вижу, что для тебя это важно, я рад за тебя, ты молодец, я с удовольствием помогу, если что‑то нужно будет».

— У тебя открытые страницы в соцсетях, где ты рассказываешь о шибари, тебе можно легко написать. Прилетала ли тебе критика?

— Я стала открывать соцсети, когда убедилась, что окружающие меня люди ничего против не имеют. И рандомные люди тоже совершенно спокойно относятся. Когда я делала ремонт в студии, ко мне подходили ребята, что работают в этом кластере, спрашивали, что будет. И я вообще не слышала никакого осуждения. Либо человек не знает, что это такое, и с интересом задаёт вопросы, либо говорит: «Прикольно, когда откроешься, позови: хочу посмотреть».

Но даже если кто‑то что‑то хочет плохое сказать, пускай говорит: человек вне моего поля взаимодействия, я реагирую спокойно. Главное — что мне нравится. Это вообще универсальный совет для всех. Что бы вы ни делали — главное, чтобы это нравилось вам и никому не причиняло вреда при этом.

О том, как стать шибари‑мастером

— Как ты училась связывать?

— Сразу стоит сказать, что из всех БДСМ‑практик верёвочный бондаж — самая технически сложная практика. Туда попадают самые упорные. Научиться пороть проще, поливать воском — ещё проще. Но если ты хочешь научиться связывать, требуется нехилый уровень увлечённости и «задротства».

Я, как адепт высшего образования, привыкла получать все необходимые знания в рамках единой структурированной программы. Но в шибари такого нет. Ни один мастер не научит тебя всему. У каждого есть какой‑то арсенал и опыт его использования. Обучение шибари — это бесконечный процесс поиска. И даже мастера, которые связывают больше 10 лет, постоянно находятся в этом процессе. Становление мастерства — это не линейный процесс, это солянка из разного: что‑то где‑то у кого‑то видел, слышал, посмотрел на YouTube, поучился у мастера.

Я так и училась. Но у меня есть «отягчающие обстоятельства» в виде двух детей. И когда я только заинтересовалась темой, я не могла себе позволить сразу пойти на какое‑то очное обучение — не было времени. Тогда я начала учиться у знакомых из секс‑тусовки, они мне показывали что‑то простое. Смотрела что‑то на YouTube, повторяла обвязки из видео. И когда я добралась до очного обучения, оказалось, что какая‑то поэтапная база уже не для меня — где‑то я знала больше, что‑то мне самой уже было неинтересно, я делала иначе. Но, повторюсь, даже если начал с базовой программы, которая обычно состоит из нескольких последовательных занятий, это не значит, что не имеет смысла ходить на мастер‑классы других мастеров и смотреть видеоуроки. Нет никакого единственно верного способа связывать, собственный стиль собирается как пазл из разных элементов.

— Что бы ты посоветовала тем, кто хочет освоить шибари?

Моя личная рекомендация — книга Бориса Мосафира — можно сказать, отца питерского бондажа. Пока что это единственная книга о шибари на русском языке. Это прекрасное пособие, с фотографиями, инструкциями, исторической справкой. Начать осваивать шибари можно по этой книге. Но живого обучения с мастером она, конечно, всё равно не заменит.

В этом процессе ещё очень важна готовность заниматься этим долго и регулярно. За один или даже за пять семинаров невозможно в полной мере освоить все необходимые навыки. Их нужно тренировать. И нужно учитывать личные предрасположенности. У всех свои особенности восприятия информации и своя скорость. Кому‑то достаточно один раз увидеть, чтобы сразу повторить, а кому‑то потребуется три занятия и десятки попыток.

Мне лично повезло с верёвками, учиться было легко и приятно, но я, например, совершенно не умею пороть. Когда я только начинала связывать — брала в руки верёвку, и всё получалось. Но если я беру в руки флоггер, ко мне сразу же бежит десять человек, чтобы объяснить, что я делаю не так.

— Звучит очень сложно. А если я хочу связывать просто руки партнёру для себя, только в постели, достаточно ли будет только YouTube?

— Если ты не планируешь делать подвесы, связываешь только в постели, то теоретически видеороликов может хватить. Но очень важно помнить, что шибари — это потенциально больно и опасно. И начинающий мастер может быть не уверен в том, всё ли он делает правильно. И модель может быть тревожной. Поэтому даже для себя крайне желательно найти мастера, который профессионально оценит, насколько правильно и безопасно ты это делаешь. Если мужчина хочет связывать свою жену, то идеально будет, если они вдвоём придут к мастеру и обсудят свой запрос. Я лично люблю именно такой формат обучения.