«Балет — от слова „болит“»: интервью с балериной Большого театра Верой Борисенковой

Балет — это не только завораживающая красота, но ещё и боль, тренировки на износ и тяжёлая работа над собой. А особенно в главном театре страны. О том, нужно ли морить себя голодом, как попасть на сцену Большого и правда ли в балете жестокая конкуренция, рассказала Вера Борисенкова.

Вера Борисенкова

Балерина Большого театра.

О профессии

— Как балет появился в вашей жизни? Всегда ли вы хотели стать балериной?

— С детства я любила танцевать. И мои родители, внимательно присматриваясь ко мне и пытаясь дать мне разностороннее образование, увидели, как мне нравятся танцы. Не было такого, что я хотела стать балериной и только балериной, я просто была девочкой, которая наряжалась, кружилась, включала музыку и танцевала. И в возрасте 7–8 лет родители отдали меня в прекрасный танцевальный кружок, где я впервые познакомилась с балетом.

Спустя некоторое время преподаватели этого кружка предложили попробоваться на экзаменах в Московскую академию хореографии. Родители меня туда отвели. Так в 10 лет я осознала, что хотела бы связать свою жизнь с искусством балета.

— Где и сколько учиться на балерину?

— Если мы говорим о профессиональном образовании в России, это очень крупные академии хореографии. В Москве это прекрасная Московская государственная академия хореографии. Также есть знаменитая Академия имени Вагановой в Санкт‑Петербурге, чудесное Пермское хореографическое училище, Воронежское хореографическое училище и другие.

Обычно они располагаются в крупных городах или в городах, куда во время войны эвакуировали театры, и педагоги из этих театров потом так и оставались там.

Дети обычно учатся с 10 до 18 лет: оканчивают начальную школу и после уже идут в профессиональное учебное заведение, которое готовит артистов балета.

— Много ли отчислений и много ли выпускников в итоге действительно становятся профессиональными артистами балета?

— Балет — это не только искусство, но ещё и спорт. И, как и в любом спорте, просев здесь колоссальный. Два года назад из 300 девочек, желающих поступить в Московскую академию хореографии, было принято 30. Так же и с мальчиками, которые идут отдельным потоком.

Безусловно, есть исключения. Бывают потоки, когда в театр приходят работать пять артисток. Бывает — ни одной. Но в целом это колоссальный отсев.

Кто‑то понимает, что не справляется, кто‑то не готов к этому психологически, а кто‑то осознаёт, что просто не может посвятить свою жизнь такому узкоспециализированному делу, как балет.

— Какой карьерный рост у балерины?

— В Большом театре, как и в Гранд‑Опера, и в Ковент‑Гардене, существует градация артистов. Первая ступень — это артисты кордебалета, и 99% выпускников, которые приходят работать в театр, занимают именно её. На протяжении творческой жизни они начинают расти, танцевать сольные партии, их повышают.

Дальше идут солисты, а затем — прима‑балерина и премьер. Это наивысшая степень творческого успеха.

— Когда выходят на пенсию?

— Есть очень чёткое возрастное ограничение — 20 лет балетного стажа. И если артист пришёл в 18 лет, то в 38 он выйдет на пенсию. Конечно, здесь возникает вопрос: а как же Майя Михайловна Плисецкая или Диана Вишнёва? Безусловно, это прекрасные исключения.

Майя Михайловна была такой иконой, которая могла позволить себе выходить на сцену до последнего вздоха, и это было гениально.

Но обычно артист танцует 20 лет.

— Что вам нравится в профессии?

— Я абсолютный фанат своего дела. Наверное, в юности я бы говорила, что мне нравятся сцена, зрители, энергия, которой ты с ними обмениваешься.

А сейчас, пройдя большой и интересный творческий путь, я понимаю, что самое главное — это невероятные люди, педагоги, которые воспитывали тебя, наполняли, передавали магию танца.

Когда ты оказываешься с этими профессионалами в одном театре, ты поражаешься выдержке, мужеству, эрудиции и бесконечно стремишься быть похожим на них, при этом найдя себя. Это меня всегда вдохновляло.

— А что расстраивает, разочаровывает?

— В юности этого было немало, были обиды на себя или на какие‑то ситуации. Но эти обиды тебя только тормозят.

С возрастом ты начинаешь относиться к ним иначе, становишься мудрее и понимаешь, что, если что‑то не получается, можно посмотреть под другим углом, изменить своё отношение, приложить больше усилий. И это не вызывает раздражения и горького противоречия, как раньше. Ты думаешь: «Как интересно, новый урок. Смогу ли я его пройти?»

— Как стать хорошей балериной?

— Ею нужно родиться. Это абсолютно точно. Если мы говорим о приме‑балерине, это, безусловно, огромное количество составляющих. Это и физические данные, которые и от природы были прекрасными; и золотая голова, которая смогла подчинить себе тело; и правильный характер, достаточно упорный и мудрый; и глубина души, которая позволяет проживать своих героинь на сцене.

А ещё это удача, что в этот момент ты оказалась в правильном месте, в правильном репертуаре, в правильное время. Например, много лет назад был очень важен рост балерины, она должна была быть миниатюрной, как фарфоровая статуэтка в шкатулке. Сейчас другое время, появляются героические и волевые артистки, которые иначе сложены: они высокие и атлетически прекрасные.

И важно доверие художественного руководителя, который должен увидеть девочку из кордебалета, дать ей шанс показать, что она может в сольном номере, поверить в неё. Из 32 лебедей, которые как одна стоят в ряд, только одной и будет дан шанс сделать шаг вперёд и оказаться в роли Одетты и Одиллии. А хочет каждая.

— Как вписать себя в историю, как, например, Барышников или Плисецкая?

— Мне кажется, это история сама вписывает своих героев. Если в твоей голове появляется идея, что ты хочешь вписать себя в историю, тебя обязательно ждёт крах.

— Действительно ли балет в России — один из лучших в мире?

— Безусловно, да. Во всём мире много прекрасных школ, мы многому учимся друг у друга. Но я считаю (пусть это будет моё субъективное мнение), что балет в России — один из лучших.

О физической подготовке и травмах

— Как тренируются профессиональные балерины?

— Это всё элементы мазохизма. Чем старше ты становишься, тем сложнее тебе утром идти к станку и делать урок.

Мы начинаем с гимнастики на полу. Подготовка тела выглядит как у хороших спортсменов: пресс, спина, планки, шпагаты. После этого мы встаём к станку и уже начинаем делать утренний экзерсис, и только после этого начинаются репертуарные репетиции. Это ступеньки, которые нужно пройти, чтобы тело было готово к той физической нагрузке, которая ждёт тебя на сцене.

— Болит ли тело даже после стольких лет балета?

— Есть такая хорошая фраза: «Балет — от слова „болит“».

С этим мы живём всю жизнь, просто ко всему можно привыкнуть.

— Часто ли вы получаете травмы?

— Мне кажется, чаще можно травмироваться при неудачном падении с велосипеда или лыж. Мы получаем травмы, только когда тело предельно устало. Это звоночек, что нужно либо быть внимательным, либо отдохнуть.

У меня были травмы. Но мы считаем, что о болезнях надо говорить либо ни с кем, либо с врачом.

— Какие травмы артисты балета получают чаще всего?

— Конечно, в первую очередь страдают наши ноги, колени, стопы, пальцы, сухожилия. Во вторую очередь — спина.

С травмами нам помогают справляться массажи, ЛФК и даже хирурги, которые досконально знают тела артистов балета. Иногда после очень тяжёлых травм врач может сказать, что победой будет уже, если ты сможешь крутить педали велосипеда. Но артисты всё равно возвращаются и блестяще танцуют. Это сила воли, дисциплина и терпение.

— Что делать, если из‑за травмы вы вышли из строя накануне спектакля?

— В таком случае предусмотрена замена. Большинство ролей имеют несколько составов: в первый день танцует один состав, во второй день — другой. Так что за кулисами во время всех спектаклей всегда есть второй состав.

— А что делать, если травмировались прямо во время спектакля?

— Тогда происходит замена прямо во время спектакля, и порой зритель этого даже не замечает.

— Больно ли танцевать на пальцах? Как с этой болью справляться?

— В 10 лет было неимоверно больно, а в 30 уже нет. Когда ты первый раз надеваешь балетные туфли на ножку, твоя задача — пустить в них корни, чтобы ты ощущал себя в них как в мягких тапочках. И когда ты приходишь к такому состоянию — тебе удобно, ты стоишь на ногах, чувствуешь свою ось, значит, ты овладел этой обувью. А всё, что до, — это мучение и приспособление.

— Хотелось ли вам когда‑нибудь всё бросить?

— Нет. Мне было очень сложно, но мне всегда хотелось доказать прежде всего самой себе, что я могу. И каждый раз, когда я спотыкалась и падала, я думала, что завтра точно смогу лучше.

О весе

— Почему в балете принято быть настолько худыми? Или эти установки уже меняются?

— Никто никого на весы не ставит. Просто должно быть тонкое, красивое, гибкое тело. Худоба, тонкокостность и лёгкость — это результат работы на сцене. Какой путь для этого проделал артист, зритель не должен знать. На сцену выходит эфемерная Сильфида.

Балерина — это существо, которое взлетает и приземляется беззвучно, стоит на одной ножке и вращается вокруг своей оси. Зритель должен вздохнуть и сказать: «О чудо, как она это сделала?»

— Многие ученицы балетных школ рассказывают, как им приходится морить себя голодом ради танцев. Почему так происходит?

— Я поняла это, только когда моя дочь тоже выбрала путь балерины. В детстве в училище происходит огромная селекция. Отчисления случаются в том числе потому, что педагогический состав видит, что в определённый момент это тело будет иметь особое строение, которое визуально может выглядеть тяжёлым. И я говорю даже не о цифрах. Длинная шея, торчащие ключицы, тонкие запястья и щиколотки должны быть даны природой. Если техникой можно овладеть, то в строении тела огромную роль играют природные данные.

И тяжёлые истории жёстких диет и голодания — это, скорее всего, желание детей войти в эти рамки. На моём творческом пути не было ни одного педагога, который бы вырывал еду изо рта у детей или стращал их.

Класс состоит из 12 девочек. И если 11 из них прозрачные от природы, а 12‑я другого сложения — прекрасного, сильного, атлетического, то на общем фоне, конечно, у неё начинаются переживания. Ребёнок начинает худеть специально.

Но всё это должно регулироваться дома. Родители должны разговаривать с ребёнком и предлагать другие возможные варианты карьеры.

— Есть ли какой‑то критический вес, с которым не возьмут, например, в Большой театр?

— Это байки. Каждый артист определённого роста. Мой рост — 178 см, и в детстве у меня были проблемы не с весом, а именно с ростом — я считалась очень высокой. А, например, моя коллега — ростом 164 см. И нас не могли поставить на весы и требовать одинаковый вес. Нет никакой шкалы, всё решает глаз. Если видно рыхлое, недостаточно рельефное тело, то тебе могут указать на это и порекомендовать немного последить за собой. Но никто никого не мерит и не взвешивает.

— Вы сказали, что считались слишком высокой. Были ли у вас какие‑то проблемы, с этим связанные?

— Да. Я очень рано выросла и понимала, что с моим ростом встать в пару классического репертуара я не смогу, потому что партнёр должен быть выше балерины хотя бы на несколько сантиметров, а лучше — на 10. И я понимала, что вряд ли найдётся такой партнёр для меня. И так же с кордебалетом, где все девочки должны быть как на подбор.

Поэтому, когда я выпускалась, я знала, что характерный драматический репертуар — этот тот, в котором я могу почувствовать себя комфортно, и тот, который примет меня. Это гротесковые роли, характерные героини, испанские танцы, мазурки. Я знала, что мне нужно смотреть в эту сторону.

И всё же в кордебалете я тоже стояла и лебедей танцевала. Потому что, когда я пришла в театр, поколение несколько изменилось и стало выше.

— Очень часто говорят о суровом обращении педагогов в училищах. Был ли у вас такой опыт и как он повлиял на ваш образ тела и взаимоотношения с собой?

— Балет очень взрослая профессия. В 10 лет мы поняли, что детство закончилось. Никто с нами в детские игры играть не будет. Времени мало, а объём работы колоссальный. Либо ты включаешься и работаешь, либо идёшь домой играть в куклы. Либо ты принимаешь ту пищу, которую даёт тебе учитель в виде знаний, либо ты капризничаешь.

Все наставления понятны и доходчивы: подними выше, прыгай дальше, тяни сильнее. Конечно, если тебе трижды сделали одно и то же замечание, а ты витаешь в облаках, то в четвёртый раз голос будет повышен. Но это процесс обучения, к которому мы с детства готовы.

— Приходится ли сейчас держать диету? Чем питается профессиональная балерина?

— Мои коллеги и я питаемся так же, как обычные люди. Нет специальных диет и ограничений. Прекрасная столовая в Большом театре включает все блюда, и блины на Масленицу тоже.

Ты сам выбираешь, чем питаться. Единственное, если у тебя вечером спектакль, вряд ли перед этим ты пойдёшь есть котлетки с пюре — просто потому, что ты выступаешь.

О спектаклях

— Сами ли вы выбираете себе партии в балете? Есть ли вообще такая возможность?

— Всё ровно 50 на 50. Некоторые партии тебе доверяет художественный руководитель и говорит, что видит тебя в такой‑то роли. Или предлагает попробовать себя в какой‑то роли и, если будет убедительно, выйти в ней на сцену.

Но поскольку работа у нас творческая, у нас есть возможность подготавливать и показывать самостоятельно то, о чём мы мечтаем. И если партия получилась удачной и есть возможность в ней выйти, нам доверяют её танцевать. Или просят доработать. Или же говорят: «Я не вижу тебя в этом образе, это не твоё». Тогда мечта может остаться мечтой.

— Отказы в роли демотивируют?

— Нет. Ведь рядом всегда есть педагог. Всё, что происходит в твоей творческой судьбе, ты делишь со своим педагогом. Он ещё один твой родитель. И тебе стоит к нему прислушиваться.

Если ты очень мечтаешь о партии, ты просишь попробовать, вы долго вместе работаете в зале. И первую оценку ты слышишь именно от педагога. И у тебя к нему 100‑процентное доверие, поэтому его совет делать или не делать ты абсолютно принимаешь.

— А откуда в жизни артиста балета появляется такой педагог?

— В театре мы сначала репетируем с педагогом кордебалета. Есть педагоги, которые работают над сольными партиями, у которых есть, скажем так, свой класс учеников. Они начинают к тебе приглядываться, как ты показываешь себя, как выходишь на сцену, и могут взять тебя к себе, чтобы попробовать позаниматься.

Или же к такому педагогу могут взять ребёнка прямо с выпускного экзамена, если он подаёт большие надежды. В Большом театре проходит большой выпускной концерт, куда приходят педагоги и выбирают учеников.

— Есть ли у вас любимая и нелюбимая партии?

— Вы не поверите: все любимые. Любой спектакль — как ребёнок. Даже если я не участвую в спектакле, я его всё равно безумно люблю.

Партии бывают разные: сложные, лёгкие, интересные. Но невозможно сказать, что какие‑то я обожаю, а какие‑то нет.

— А какая была самой сложной?

— Были роли, которые не получались с первого и даже с третьего раза. А с четвёртого — да. Когда ты столько работала, билась и наконец всё получилось, это, конечно, приятно.

Я вам расскажу про один из более свежих случаев. Был прекрасный спектакль «Укрощение строптивой», куда мне удалось войти не с первого раза. Я вводилась в спектакль, где на сцене со мной было пять ведущих солисток — балерины необыкновенного профессионализма и высокого ранга. Они много лет танцевали этот балет, а я вводилась как новый участник в связи с заменами. Мне было безумно страшно встать с ними в один ряд. Я безумно волновалась, долго готовилась, чувствовала эту ответственность. В итоге всё получилось, но я помню этот страх подвести, не оправдать надежды.

— Можно ли импровизировать или вносить свои идеи в партию?

— Импровизировать телом практически никогда нельзя. Существует хореография, которую балетмейстер тебе передаёт, как текст у драматического актёра. Мы не можем импровизировать движения, можем только менять окраску этих движений, импровизировать эмоции.

— Что делать, если вы ошиблись на сцене?

— Идти дальше и делать вид, что ничего не случилось. Оступиться может каждый, это все понимают. Однако, если это происходит от репетиции к репетиции, от спектакля к спектаклю, должно быть стыдно. Значит, тебе нужно обратить внимание и доучить. Чем меньше оплошностей, тем выше уровень профессионализма.

О костюмах

— Как подбираются костюмы для балерины?

— В Большом театре наверху, на последних этажах, расположены мастерские, где удивительные мастерицы не только по костюмам, но и по бутафории и украшениям шьют индивидуально наряды на каждого артиста и на каждую партию.

— Делает ли балерина сама что‑то с костюмом?

— Нет, никогда. Костюмы и декорации — это неотъемлемая часть спектакля, которая выполнена художником по костюмам и художником‑декоратором, работающими в связке. И здесь не может быть никакой самодеятельности от артиста. Всё, что ты должен сделать, — это прийти в пошивочный цех. С тебя снимают мерки и прямо на тебе собирают костюм.

— Зато пуанты — это сугубо личная вещь артиста. Сколько балерина использует пуантов за спектакль и за сезон?

— Раньше пуанты были немного других технологий: это кирза, клей, кожаные стельки. Сейчас такие тоже ещё есть, но 20 лет назад пришли новые технологии: пластиковый носок, обтянутый атласом. Такие туфли более долговечны.

Сейчас одна пара может служить две недели, месяц. Они стали более долговечны.

— Пуанты — это дорогая вещь?

— Пуанты закупает и предоставляет нам театр. Цена зависит от фирмы и от модели. Мы подбираем удобную для себя обувь, в канцелярии всё записывают и делают закупки большими партиями.

— Как готовятся пуанты? Почему это так важно?

— Это всё очень индивидуально. Кто‑то любит более мягкую стельку, кто‑то более жесткую. Кто‑то обшивает пятачок, чтобы он не скользил. Кто‑то пришивает дополнительные резинки. Каждый выбирает себе ленты: кто‑то кирзовые, жёсткие, кто‑то гладкие.

Я выбираю туфли в зависимости от спектакля: на какой‑то мне нужны мягкие и бесшумные туфли; на какой‑то надо, чтобы нога держалась более жёстко.

О Большом театре

— Как артисту попасть в Большой?

— Это долгая работа, это не случается в один миг. Необходимо окончить профессиональное учебное заведение, иметь диплом артиста балета и прийти на просмотр — их устраивает театр в конце каждого сезона. В зависимости от обстоятельств и необходимости в разных артистах будут открыты вакансии.

Артисты приходят, их просматривают, некоторых могут пригласить остаться поработать временно, чтобы можно было присмотреться, войдёт ли человек в репертуар или нет.

— А как вы попали?

— Я попала со второй попытки. Я была совсем юная и очень хотела туда, горела, понимала, что я могу сделать и где мой репертуар. Я очень рада, что в первый раз услышала «нет». Самые большие рывки я делала как раз после этого «нет».

— Почему не любой хороший артист балета может попасть в Большой?

— Это не совсем так. Если у театра есть потребность в таком типаже, а хороший артист хочет туда попасть, он попадёт. Другое дело, что многие блестящие артисты работают в других замечательных театрах и не хотят идти в Большой.

— Высокая ли конкуренция? Чувствуется ли она в коллективе?

— Очень высокая. Как на Олимпийских играх: когда справа и слева стоят выдающиеся спортсмены, все бегут очень хорошо и каждый хочет победить. И здесь так же: вокруг лидеры, таланты, которые хотят пробиться вперёд.

Я бы хотела подчеркнуть, что у нас в театре очень дружный коллектив и поддержка огромная. И дружба, и женская дружба здесь есть.

— Что делать, если не складываются отношения с партнёром?

— Такое, конечно, бывает, и всё же здесь работают профессионалы, которые с 10 лет знают, что их цель — показать достойный результат. И никто никогда не позволит себе пренебрежения по отношению к другому и не сделает работу коллеги неудобной специально. Сцена — это прежде всего уважение друг к другу.

— Как устроен день балерины Большого театра?

— Вечером всегда спектакли, выходной от них только в понедельник. Классы утром начинаются в 10 или в 11, на выбор артиста. Мне удобнее приезжать на урок к 10. Классы с перерывами длятся до начала спектакля. Расписание репетиций составляет отдел канцелярии. Иногда бывает по шесть репетиций в день.

— Сколько спектаклей в месяц вы обычно играете?

— Если я не ошибаюсь, по 26 спектаклей. В понедельник выходной, а в субботу — по два представления.

— Волнительно ли выступать на такой выдающейся сцене?

— Для меня лично — да, каждый раз очень сильно волнуюсь. Я знаю, что это преследует многих коллег. Почему? Наверное, я найду ответ на этот вопрос на пенсии.

Для кого‑то выйти на сцену — как войти в тёплую воду, а для кого‑то это нырок с головой в ледяной водоём. Это никак не влияет на результат, но волнение есть.

— Ощущаете ли вы себя звездой, выступая на такой сцене?

— Слава богу, нет. Бывают крошечные вспышки, когда я позволяю себе сказать «Молодец». Но звездой — никогда. Я просто люблю свою работу и наслаждаюсь ей.