Как природа запрограммировала нас на плохое психологическое самочувствие

Профиль шведского психиатра Андерса Хансена — исследования мозга. В своей книге «Почему мне плохо, когда всё вроде хорошо» он рассказывает, как мозг заботится о выживании и почему заставляет людей испытывать негативные эмоции. С разрешения издательства «МИФ» мы публикуем отрывок из его работы.

Давайте проведём мысленный эксперимент: перемотаем плёнку на 250 000 лет назад и перенесёмся в Восточную Африку. Там мы встретим женщину — назовём её Ева. В целом она выглядит как мы с вами, живёт вместе с сотней других людей и проводит дни в поисках пропитания: собирает съедобные растения и охотится на диких животных. У Евы родится семеро детей. Четверо из них умрут: один сын при рождении, дочь от тяжёлой инфекции, ещё одна дочь сорвётся с обрыва, а сына‑подростка убьют во время конфликта. Трое из детей Евы доживут до взрослого возраста и заведут собственных детей. Таким образом, у Евы будет восемь внуков и внучек. Из них четверо повзрослеют и заведут своих детей.

Повторите это ещё в 10 000 поколений, и вы встретитесь с пра‑пра‑пра‑пра‑пра‑пра‑пра‑пра‑правнуками Евы. Кто же они? Правильно, вы и я. Мы потомки тех немногих, кто не умер при рождении и в детстве, кто справился с инфекциями, не истёк кровью от ран, не погиб от голода, кого не убили враги и не съели дикие животные.

Когда задумаешься, становится ясно: никто из наших праотцов и праматерей не умер до того, как родить на свет потомство. Но последствия этого не столь очевидные. У потомков Евы, которые бдительно реагировали на опасности и особенно чутко прислушивались к шуршанию в кустах (где, вероятно, спрятался лев), шансов выжить оставалось больше. Поскольку мы с вами потомки выживших, мы тоже очень внимательны и бдительны. Сильный иммунитет позволял нашим предкам справиться с инфекционными заболеваниями. Вот откуда наш потрясающий иммунитет, хотя мы не всегда это ощущаем, особенно осенью.

Ещё один вывод касается умственных способностей. Потомки Евы, обладавшие качествами, которые помогали им выжить, имели больше шансов оставить потомство, и мы с вами тоже наделены этими умственными способностями. То, что позади нас непрерывная цепочка выживших, то, что никто из наших предков не попал в пасть ко льву, не сорвался со скалы и не умер с голоду до того, как обзавёлся детьми, должно было бы означать, что мы суперлюди. Мы все поголовно должны быть такими же изобретательными, как нобелевская лауреатка Мария Кюри, мудрыми, как духовный лидер Махатма Ганди, и хладнокровными, как Джек Бауэр из сериала «24 часа». Но действительно ли мы сочетаем в себе все эти качества?

Удачно вписаться

Выражение survival of the fittest (выживает сильнейший) вызывает ассоциации с теми, кто находится на вершине формы — физически и психологически. Но когда речь идёт об эволюции человека, слово fit означает не хорошую физическую форму (англ. to fit — быть в форме), а умение приспособиться (англ. to fit — приспосабливаться) к той среде, в которой живёшь. Нам следует оценивать качества, которые помогли нашим предкам выжить и размножиться, мерками не нашего мира, а того, в котором мы жили в течение всей истории человечества.

Осознав это, я полностью пересмотрел свой взгляд на человека. Человеческое тело приспособлено для выживания и размножения, а не для здоровья. Мозг приспособлен для выживания и размножения, а не для психологического комфорта. Ибо как ты себя чувствуешь, какая ты личность, есть ли у тебя друзья, еда, крыша над головой или другие ресурсы — всё неважно, если ты мёртв. Приоритет мозга — выживание. Так чего же именно он должен был помочь нам избежать? В табличке рядом вы увидите, от чего мы умирали в ходе истории, то есть от чего должны были уберечься ваши и мои предки.

Возможно, сейчас вы думаете: «Как это связано со мной? Ведь я не охотник‑собиратель». Разумеется, нет, но тело и мозг по‑прежнему считают, что мы охотники и собиратели. Дело в том, что эволюция идёт медленно: обычно требуются десятки или даже сотни тысячелетий, прежде чем с биологическим видом произойдут какие‑либо изменения. То же касается и человека. Образ жизни, к которому мы с вами привыкли, всего лишь искра, промелькнувшая в истории, — слишком быстро для того, чтобы мы успели к нему приспособиться.

В вашем аккаунте в соцсетях в разделе «профессия», вероятно, указано, что вы преподаватель, медсестра, программист, дилер, сантехник, таксист, журналист, повар или врач. С чисто биологической точки зрения вы вполне могли бы указать, что вы охотник‑собиратель, поскольку ваши тело или мозг за последние 10 000 и даже 20 000 лет существенно не изменились. Самое важное, что надо знать о людях, — это как мало мы меняемся. История продолжительностью в 5 000 лет, о которой сохранились письменные свидетельства (и ещё как минимум столько же), населена людьми, такими же, как мы с вами, которые, подобно вам и мне, по сути своей охотники‑собиратели. Так для какой же жизни мы на самом деле приспособлены?

250 000 лет за 2 минуты

Легко романтизировать жизнь охотников‑собирателей — этакое существование в духе Гекльберри Финна: куча приключений среди нетронутой природы вместе с другими людьми в маленьких спаянных равноправных группках. На самом же деле многое указывает на то, что жизнь наших предков была сущим адом. Средняя продолжительность жизни составляла около 30 лет — и это не означает, что все разом умирали в возрасте 30 лет, просто многие умирали молодыми. Половина погибала до достижения подросткового возраста, иногда во время рождения, иногда от инфекции. Тем, кто пережил детство и подростковые годы, грозили голод, кровотечение, обезвоживание, нападение диких зверей, снова инфекции, несчастные случаи и вероятность быть убитыми. Ничтожное меньшинство доживало до нынешнего пенсионного возраста, хотя и среди охотников‑собирателей находились те, кто дотягивал до 70 и даже до 80 лет. Таким образом, преклонный возраст не новость, а вот то, что до него доживают, — новость.

Примерно 10 000 лет назад произошло самое большое изменение в жизненном укладе человека: мы стали земледельцами. Однако лук и стрелы сменились на плуг не за один день — переход от кочевого к осёдлому образу жизни происходил постепенно, в течение веков. Уклад жизни земледельцев можно описать кратко: ещё более адский. Средняя продолжительность жизни составляла всё те же 30 лет, и риски лишиться жизни оставались всё теми же, что и у охотников‑собирателей, разве что голод угрожал чуть меньше. Зато теперь куда более частой причиной смерти стало убийство — вероятно, потому что возможности готовить еду и хранить ресурсы превратились в новые поводы для споров и распрей. Отчётливее проявлялась иерархия, к тому же распространились некоторые заразные заболевания [...] . Работа стала монотонной, а рабочее время увеличилось. Пища тоже казалась более однообразной и с большой долей вероятности состояла из пшеницы на завтрак, обед и ужин.

Зачем мы совершили этот переход, если всё настолько ухудшилось? Вероятно, самая главная причина в том, что за счёт земледелия можно произвести гораздо больше калорий на квадратный метр, чем за счёт охоты. Когда тебе надо прокормить много ртов, ты не жалуешься на то, что пища однообразна, работа скучна или что кто‑то пытается прибрать к рукам то, что ты заработал.

Больше калорий означало, что больше человек могли прокормиться. Когда всё время перестало уходить только на поиск пропитания, возникла специализация. Начался технический прогресс, стало возможным более сложное общественное устройство. Всё это привело к взрывообразному росту населения. До перехода к земледелию, 10 000 лет назад, на земле проживало 5 миллионов человек. В 1850 году, перед началом индустриализации, эта цифра составляла уже 1,2 миллиарда. Увеличение на 30 000% за 400 поколений!

Но давайте вернёмся к Еве, с которой я начал повествование. Представьте, она узнала бы, что в будущем исчезнет большинство смертельных угроз. Что её пра‑пра‑пра‑пра‑пра‑пра‑пра‑пра‑правнукам перестанут угрожать страшные инфекции и нападения хищников. Что женщины будут крайне редко умирать при родах. Что люди получат доступ к разнообразной и калорийной еде и не смогут заскучать, поскольку им откроется доступ ко всем знаниям и развлечениям мира. Скорее всего, Ева подумала бы, что мы её разыгрываем. Однако, поверив, что её потомки будут жить в таких условиях, она наверняка обрадовалась бы тому, что её усилия не напрасны. И если бы мы рассказали ей, что психологическое самочувствие каждого восьмого взрослого будет настолько плохим, что потребуются лекарства, Ева не только задумалась бы над тем, что такое лекарства, — она сочла бы нас неблагодарными.

Неужели мы в самом деле неблагодарные и не понимаем, как у нас всё хорошо? По крайней мере, сам я чувствую себя немного неблагодарным, когда у меня плохое настроение без видимой причины. Я уже со счёту сбился, сколько моих пациентов стыдятся своих чувств: подавленности или тревоги, которые возникают, несмотря на то что они ни в чём не нуждаются. Не всё так просто, и дело не в нашей неблагодарности. Мы с вами, как уже сказано, дети выживших, — вероятно, и не предполагалось, что мы будем хорошо себя чувствовать.

Понимаю, звучит мрачно, что эволюционная история генетически запрограммировала нас на плохое психологическое самочувствие, заставляя испытывать тревогу и страх, чтобы справиться с жизненными трудностями. Конечно, мы можем улучшить самочувствие, и об этом поговорим чуть позже.

Книга «Почему мне плохо, когда всё вроде хорошо» поможет разобраться, как устроен наш мозг и почему мы склонны временами испытывать негативные эмоции. После прочтения вы станете лучше понимать свою нервную систему и начнёте внимательнее слушать сигналы организма.