«Я никогда не знала, что ждёт меня дома»: как общаться с токсичными родителями

В идеальном мире родители — наша поддержка и опора, но в реальном — не всегда. Иногда забота и любовь сменяются на бесконечные упрёки, тотальный контроль, манипуляции и даже рукоприкладство. Справиться с давлением со стороны близких людей бывает очень сложно, но это реально.

Мы пообщались с Анастасией, которая сразу же после расставания родителей столкнулась с алкоголизмом мамы. Со временем девушка избавилась от созависимых отношений, проработала неверные установки с психологом и смогла наладить с матерью редкий, но адекватный диалог.

Героиня рассказала, как атмосфера в семье влияет на личную жизнь, чему учат в группах поддержки взрослых детей алкоголиков и почему спасать в токсичных отношениях нужно только себя самого.

«Мы пришли домой и увидели, что отец пытается выйти в окно»

Когда меня просят озвучить первое, что я помню о себе, в голове всегда всплывает один и тот же сюжет: я совсем маленькая и лежу в кроватке, а за стеной в небольшой квартире в Йошкар‑Оле ругаются родители. Мне нужны были забота и тепло, но вместо этого слышала, что мама и папа снова выясняют отношения. Не знаю, ложное ли это воспоминание, но ощущения внутри очень отчётливые: тревожность, дискомфорт и чувство, что я не в безопасности.

Помню момент, когда мама пришла домой очень поздно и у них с отцом снова возник конфликт. Папа говорил: «Где ты могла потерять телефон и все деньги?» — а мама не могла связать даже двух слов. Я тогда ещё не понимала, что происходит, и не осознавала, почему она так себя ведёт.

Если честно, с мамой мы практически не общались — моё воспитание легло на плечи сестры, которая старше меня на пять лет. С папой у нас хорошие отношения, но он был сосредоточен на том, чтобы разрешить конфликты с мамой.

Они пытались уделять внимание, но не всегда получалось из‑за нестабильной обстановки в семье.

Когда мне было восемь лет, мы все вместе переехали в Самару. С этого момента ситуация стала усугубляться: ругань родителей дошла до того, что они начали бросаться друг на друга врукопашную. Мы с сестрой пытались встать между ними, но это не помогало. Папа аккуратно отстранял нас, а мама могла накричать и отбросить в сторону: она совсем не осознавала, что делает.

Однажды мы пришли домой и увидели, что отец пытается выйти в окно со второго этажа. Возможно, звучит несерьёзно, потому что высота небольшая, но мы очень испугались и пытались всячески повлиять на него, чтобы он остановился. В итоге ссора с мамой постепенно пошла на спад, родители успокоились и разошлись по комнатам.

Мне было девять, когда отец ушёл из семьи. Если раньше мама срывалась на папе, то после вся агрессия стала выливаться на сестру. Я пыталась яро её защищать и за это тоже получала.

Потом сестра переехала — и не осталось других вариантов, кроме как срываться на мне. Папа никогда не забирал нас к себе и боялся сильно погружать в свою жизнь, чтобы мама не устраивала сцен ревности. Но иногда он заезжал к нам, пока матери не было дома, или дистанционно помогал мне делать уроки, если я об этом просила.

«Мама всегда найдёт повод сказать, что я сама виновата в конфликте»

Когда мама осталась одна, начался запойный период. Алкоголь был единственным знакомым способом заглушить боль. Она страдала, но не знала здоровых вариантов восстановиться, поэтому с головой ушла в зависимость.

Точно помню, что к выпивке иногда добавлялись сигареты, хотя обычно она не курит. Наверняка параллельно мама принимала ещё и седативные препараты: она фармацевт, так что имела к ним свободный доступ. Периодически я видела её в очень странных состояниях, но в силу возраста не до конца понимала, что происходит.

Говорила, что отца нет дома, потому что он на дежурстве. В Йошкар‑Оле он был лётчиком, а в Самаре работал в аэропорту — проверял самолёты перед вылетом. После того как мы виделись с папой, мне приходилось отчитываться перед мамой: во что он был одет, что мы делали, о чём разговаривали. Если ответ её не удовлетворял, начиналась истерика.

Я никогда не знала, что ждёт меня дома, и не могла пригласить к себе друзей: вдруг мама в неадекватном состоянии. Она могла устроить скандал из‑за немытой кружки, бросить её в меня, хлопнуть дверью и кричать фразы, которые я выучила буквально наизусть: «Иди к своему папе», «Я зря тебя рожала», «Уходи из дома», «Вы все мешаете мне жить». Эти слова остаются внутри, и жить с ними непросто.

Мама часто снимала с себя всю ответственность и обесценивала мои чувства. Вечером она кричит, а утром говорит: «Ну ладно, ничего же не случилось». Об извинениях обычно речи не идёт. Мама всегда находила повод сказать, что я сама виновата в конфликте. Более того, когда в благоприятные периоды сестра делилась своими переживаниями, в моменты ссоры и алкогольного опьянения мама обязательно использовала их против неё.

Несмотря на попытки защититься, я всё равно оказывалась жертвой абьюза, например финансового. Мама часто говорила, что всех нас содержит, хотя по факту очень много денег уходило на алкоголь — даже из тех средств, что передавал для нас отец. В школьные годы я получала от мамы максимум 500 рублей в месяц. В университете я начала обеспечивать себя сама, поэтому использовала только жилплощадь и иногда питалась дома, но упрёки всё равно продолжались.

Мама постоянно придумывала теории заговора: «Ты так сделала, потому что тебя папа подговорил», «Вы все хотите, чтобы мне было плохо». Это типичная реакция невротика на мир. Более того, периодически мама откровенно бредила: могла делать вид, что разговаривает по телефону, хотя никто не звонил.

«Я легла на пол и начала молиться Богу, хотя я неверующий человек»

Самое тяжёлое — осознавать, что посреди ночи родная мать выгоняет тебя из дома. Ситуация была шаблонной. Мы ссоримся, и она кричит: «Собирайся прямо сейчас и вали к своему папе». Когда я одевалась, она начинала таскать меня за руки и останавливать.

Иногда я всё-таки уходила, потому что оставаться в квартире было невозможно. Я шла в соседний двор, садилась там и плакала. Съехать я не могла, потому что училась в универе, параллельно работала в небольшом региональном медиа и получала 17 000 рублей в месяц. С этой суммой в Самаре трудно найти что‑то адекватное, чтобы оставалась возможность питаться и обеспечивать минимальные нужды.

Я впервые поняла, что мои силы кончились, во время учёбы на втором курсе университета. Мы с мамой снова поругались, и я написала в Twitter, что моя жизнь — полное говно. Эту запись увидел коллега, уточнил, в чём дело, и предложил три дня пожить в его квартире. Он уезжал в командировку в Тольятти, и нужен был человек, который сможет присмотреть за его котом. Именно тогда я осознала, насколько комфортно жить одной, когда ты находишься в атмосфере абсолютного спокойствия.

Как‑то раз мы с мамой снова поругались и я на пару дней уехала к сестре. Она, как правило, спасалась отношениями и жила у молодых людей. В этот раз они с парнем уехали на выходные и оставили мне ключи — квартира была свободна. Помню, что приехала, легла на пол и начала молиться Богу, хотя я, вообще, неверующий человек. Я была в таком отчаянии, что уже не понимала, кто может мне помочь. Сейчас даже вспоминать это тяжело.

Я тогда продолжала получать небольшую зарплату и набрала заказов на фрилансе, чтобы быстрее съехать. Думала, что приду домой и быстро напишу все тексты, но вернулась в полный хаос: везде бардак, валяется еда, всё пропахло.

У меня в этот момент просто опустились руки: я ищу в себе последние силы, чтобы зарабатывать, а дома происходит вот такое. Никакого желания бороться уже не осталось, поэтому я спустилась на школьную площадку рядом с домом, села на асфальт и рыдала. Позвонила двум своим подругам, и одна из них приехала, чтобы меня успокоить. Оказалось, что совсем скоро у неё появится возможность перебраться в квартиру, доставшуюся от родственников. Она предложила жить с ней, и я сразу же согласилась.

«После переезда я считала, что спасти маму — миссия моей жизни»

Я пришла домой и сказала, что скоро съезжаю. В алкогольном опьянении мама стала отпускать в мою сторону упрёки: «Ты меня бросаешь, все от меня уходят», «Мне будет так плохо, я тебе этого не прощу». Когда протрезвела, общалась более осторожно и мягко пыталась отговорить. Я старалась абстрагироваться и просто повторяла: «Я хочу так пожить».

Подруга долго собиралась и делала перестановки в квартире, а я всё острее чувствовала, что не могу ждать. В итоге попросила ключи и переехала на пару дней раньше, чем она. С этого момента всё изменилось.

Здорово, когда ты знаешь, что тебе ни за кого не будет стыдно. Ты сам финансово себя обеспечиваешь и уверен, что ничего никому не должен. А ещё ты засыпаешь без тревоги и точно знаешь, что будет тихо, потому что человек рядом о тебе заботится.

Мы с подругой ввели в наш быт множество прикольных ритуалов. Например, у нас была комната без осуждений, куда мы приходили обсудить что‑то тупое и просто болтали. Мы готовили вместе завтраки и гадали на Таро. В общем, было просто офигенно — как показывают в сериалах, когда подруги живут вместе.

Когда жизнь стала налаживаться, во мне обострился синдром спасателя. Я стала чувствовать вину за то, что у меня всё хорошо, а у моей матери проблемы. Периодически она звонила и просила помочь ей финансово, чтобы оплатить долги. В такие моменты я действительно думала, что спасу её и такого больше не повторится, но со временем эта иллюзия ушла. Каждый раз меня сначала благодарили, а потом эта помощь аукалась упрёком, что я дала слишком маленькую сумму. Это всегда обидно, потому что я от всей души старалась, отправляла последнее. Со временем поняла, что всё бессмысленно. Сколько бы денег я ни дала, они её не спасут.

Отношения с токсичным человеком волнообразные: сегодня он на дне, а завтра трезвеет и клянётся начать новую жизнь. Тебе хочется верить, что это возможно, но потом ещё больнее признавать, что обещания не превращаются в реальность. Ты снова оказываешься в жопе, причём ещё большей.

Раньше я считала, что спасти маму — миссия моей жизни. Я постоянно тусовалась с психологами в университете, принимала участие в загородных выездах и каждый раз задавала один и тот же вопрос: «Как помочь алкоголику?» Когда я уже в шестой раз услышала ответ «Никак», до меня стало доходить.

«При 30 незнакомцах я сказала, что моя мама — алкоголик»

Когда я писала очередной текст для самарского медиа, одна из героинь рассказала, что она созависимая. Я стала изучать значение этого термина и обалдела, потому что во многих чертах узнала себя. Мне на глаза попалась группа для взрослых детей алкоголиков, но я отнеслась к ней с настороженностью: подобные сообщества напоминали мне секты и слегка пугали. Я не была уверена, что мне стоит сходить на встречу, но всё-таки беспокоилась, что в отношениях с мамой из раза в раз хожу по одному сценарию.

Я решилась, потому что стало интересно, как выглядят собрания. Оказалось, что на встречи приходят люди совершенно разных возрастов и каждый раз выступающим считается кто‑то один. Он рассказывает историю своего пути, а остальные делятся тем, как этот рассказ у них откликается. Первый раз я вообще ничего не говорила, а на второй встрече дрожащим голосом произнесла всего пару предложений.

Кроме этого, на каждом собрании мы давали какие‑то клятвы и читали стандартные фразы из разряда «Я взрослый ребёнок алкоголика». Такой формат мне не близок, потому что он действительно похож на сектантство, но я понимаю, что алкоголиков в сообществе примерно так и лечат.

Раньше я всегда говорила: «У мамы проблемы с алкоголем», — но на собрании впервые назвала вещи своими именами. При 30 незнакомцах я сказала, что моя мама — алкоголик. Морально очень тяжело признавать случившееся. Тем более что мама всегда отрицала зависимость, прикрываясь шаблонными фразами: «Я не пью, а выпиваю», «Я же не валяюсь под забором».

Важнее всего в этом опыте, что я заметила, насколько все истории похожи. Ты слушаешь человека, которого видишь первый раз, а он будто рассказывает ситуацию из твоей жизни. В этот момент ты понимаешь, что есть определённые паттерны, которые вырабатываются в среде: ты становишься родителем для мамы или папы, не получаешь заботы, берёшь ответственность на себя раньше, чем нужно. С этой стороны собрания были интересными, но больше трёх раз я не выдержала.

«Я недостойна любви»

После университета я поняла, что хочу переехать в Москву, потому что в Самаре не видела карьерных перспектив. Я уже работала в одном из самых классных медиа города и не понимала, где найти новые пути для профессионального роста. Решила поступить на магистратуру в Высшую школу экономики, но мне не хватило всего пары баллов для бюджета.

В этот же период я рассталась с парнем. Во мне было столько злости, что нужно было срочно куда‑то её направить. Так всего за месяц я нашла работу и жильё в Москве и переехала в столицу с 50 тысячами рублей на руках. Это была погоня за самореализацией, но никак не попытка убежать от семьи — об этом я уже не думала.

В Москве я впервые решила, что пора обратиться к психологу. Это всегда сложный процесс: ты заходишь на сайты, но никак не можешь решиться на консультацию. В тот момент меня озадачили проблемы в отношениях, которые раз за разом развивались по одному и тому же сценарию.

Я уже два года сидела в дейтинговых приложениях и встречалась с разными парнями, но никто не хотел ничего серьёзного. Их устраивал свободный вариант, на который я соглашалась, а потом слишком сильно привязывалась. Каждый раз меня сливали под предлогом «Знаешь, сейчас так много дел» или «Я впал в депрессию». Я стала думать, что со мной что‑то не так. Это верный звоночек, что пора обратиться к специалисту.

Я начала общаться с психологом-когнитивистом, и она попросила меня вести дневник автоматических мыслей. На протяжении нескольких недель я записывала всё, что чувствую, любые негативные эмоции. Со временем мы заметили, что некоторые установки повторяются, и самой мощной была фраза «Я недостойна любви». Это была мысль, которую я подтверждала всеми своими отношениями.

Достаточно всего нескольких секунд, чтобы психика поняла, подходит ли человек под твою травму. Именно поэтому мы без труда находим людей, которые помогают подтверждать наши автоматические мысли.

Мы взяли эту установку и выписали всё, что её подтверждает. Когда начинаешь разбираться, то оказывается, что аргументов против неё гораздо больше. Затем мы написали противоположную формулировку: «Я достойна любви», — и периодически к ней возвращались. Всё стало понятно, но эмоционально меня не отпускало. Раз в месяц я по‑прежнему лежала, чувствовала себя ужасно и срочно хотела написать бывшему, чтобы почувствовать, что хоть кому‑то небезразлична.

Я решила связаться со знакомым психологом, чтобы выбрать подходящую терапию, а он предложил бесплатно поработать со мной, потому что недавно прошёл курс по психосоматике. Сначала он погрузил меня в травму: попросил представить, что напротив мой бывший, который прямо сейчас со мной расстаётся. Он несколько раз повторил фразу «Я тебя бросаю», и мне стало так неприятно, что я расплакалась.

Потом он предложил вспомнить, когда я впервые познакомилась с этим чувством, и меня отнесло в детство — та самая ситуация, когда родители ругаются за стеной. Мы стали обсуждать, что ощущала мама, что она хотела на самом деле сказать или сделать и чего в этот момент хотелось мне — объятий, заботы, теплоты, еды. Мы представляли, что родители это дают, наполняли ситуацию ресурсом, а потом старались пронести его во взрослую жизнь. Если не получалось, то возвращались назад — значит, что‑то осталось без внимания.

Эта терапия помогает пережить ситуацию так, как нужно, потому что в противном случае негативные эмоции сидят внутри и ты каждый раз на них натыкаешься. Мне помогли изменить реакцию, чтобы больше не сталкиваться с этим барьером в будущем. Сейчас я уже почти год встречаюсь с молодым человеком и чувствую себя очень комфортно. У меня больше нет ощущения, что я недостойна любви.

«Пока ты не спасёшь себя, отношения с родителями не наладятся»

Сейчас я чувствую себя гораздо спокойнее в отношениях с мамой. Переезд отчасти стал решением проблемы, но стоит отметить, что он не имеет ничего общего с сепарацией. Я просто научилась отстаивать свои границы, начала заботиться о себе и перестала делать то, что может причинить мне боль или нанести ущерб. Пока ты не спасёшь себя, отношения с токсичными родителями не наладятся. Чтобы коммуницировать с человеком, который не осознаёт, что он делает, нужно сначала научиться отличать свои эмоции от мандража.

Долгое время я не могла видеть маму пьяной, даже если она вела себя адекватно. Мне было достаточно почувствовать, что она выпила полбокала, чтобы ощутить злость. В эти моменты я уже настолько не воспринимала нашу коммуникацию всерьёз, что ни о каком налаживании отношений не могло быть и речи.

Можно сколько угодно запрещать ей пить, но, пока не найдётся здоровый способ почувствовать себя так, как ей хочется, она будет использовать деструктивные методы.

Недавно я приезжала в гости и заметила, что мама открыла шампанское и втихую его пьёт. Меня это не задело, потому что я вижу, что она дружелюбно настроена и ведёт себя адекватно, — этого уже достаточно. Я уже не наполнена той агрессией, что бурлила во мне раньше. К тому же я стала более внимательной и проявила к маме интерес. Раньше я не задавала вопросов о её прошлом, но сейчас стараюсь побольше общаться.

Стало проще выстраивать диалог, потому что я приезжаю всего два раза в год — мне этого достаточно. И я знаю, что если во время моего визита что‑то пойдёт не так, то всегда могу вернуться в столицу или поселиться у друзей, которых в Самаре у меня немало.

Когда я в Москве, мы созваниваемся примерно раз в месяц. Раньше винила себя, что не поддерживаю контакт, но сейчас понимаю, что мне так комфортно. Чаще не получается: я просто не знаю, о чём рассказывать, и чувствую, что не могу быть до конца откровенна. Если случилось что‑то хорошее — я поделюсь, а переживания лучше оставлю при себе.

С папой история немного другая: мы всегда общались редко, но хорошо. Недавно я даже познакомилась с его новой семьёй. Мы не говорим об этом маме, потому что у неё точно случится истерика, но мне было приятно увидеть, как он живёт, и узнать, что у него всё в порядке.

«Вы уже не ребёнок и сами несёте за себя ответственность»

У меня нет никаких сожалений по поводу того, что произошло в моей жизни. Я считаю, что мне очень повезло, потому что я никогда не испытывала на себе физического насилия. Более того, я могла попасть в абьюзивные романтические отношения, но в моём случае этого не произошло. Они были просто странными, но никогда не имели ничего общего с токсичностью.

Я всегда поступала так, как могла, — не больше и не меньше. Когда вы выходите из токсичных отношений с родителями, не обязательно себя подгонять. Если вы морально к чему‑то не готовы, то вряд ли это сделаете, будь то переезд, выход на работу или что‑либо ещё. Мне долгое время казалось, что я не смогу переселиться в Москву, если не поступлю в университет. В итоге я всего за месяц нашла жильё и работу, когда действительно была к этому готова. Будьте чуть лояльнее и не вините себя, если до сих пор откладываете какое‑то решение.

Если вы пережили опыт токсичных отношений с родителями, важно не прикрываться этим во взрослой жизни. Как только на языке возникает фраза «Ну что вы хотите, у меня было такое детство, со мной ужасно обращались», вспомните, что вы уже не ребёнок и сами несёте за себя ответственность. Чем быстрее вы это поймёте, тем проще будет выстроить коммуникацию с родителями и окружающим миром. Хранить эту злобу бесконечно невозможно, так вы никуда не сдвинетесь.

Важно научиться отстаивать свои границы. Мама по‑прежнему часто пытается что‑то мне посоветовать, и раньше я бы отреагировала на это эмоционально. Сейчас я научилась говорить: «Спасибо, я уважаю твоё мнение, оно основано на твоём опыте. Возможно, я подумаю об этом, но всё равно поступлю так, как считаю нужным». Замечаю, что это работает. Теперь мама часто начинает фразу со слов «Я знаю, что ты поступишь так, как считаешь правильным, но я бы сделала вот так».

Мне помогает следующая практика: я сажусь, закрываю глаза, понимаю эмоцию и сдаюсь ей. Просто говорю: «Да, я зла и обижена». Так мы даём себе возможность прожить то, что чувствуем, чтобы не тащить этот груз дальше.

Подумайте, насколько вам действительно хватает своей помощи. Вы можете разобраться в том, что происходит? Скорее всего, нет, потому что опереться не на кого, а на себя самого просто не получается. Я бы начала работу с похода к психологу, причём любому. Со временем вы поймёте, какая терапия вам подходит, и найдёте своего специалиста, но в первую очередь нужно побороть страх и сделать шаг в эту сторону. Как минимум вам помогут понять, что именно вызывает беспокойство. Это уже большое дело.

Кроме этого, хороший антистресс — йога. У меня был период, когда я жутко нервничала, мало спала, пила много кофе и периодически курила. Всё это привело к единственной в моей жизни панической атаке прямо посреди торгового центра. Мне казалось, что я не управляю своим телом и вот‑вот умру. После этого подруги подарили мне абонемент на йогу. И для меня это действительно классный инструмент, который учит взаимодействовать со своим телом.

Люди часто говорят, что я мудрая не по годам. Опыт, который я получила, правда изменил меня. Я поняла свою маму и осознала, что она справлялась как могла. Конечно, она принесла мне много боли, но я благодарна, потому что эта энергия стала толчком к реализации стольких классных вещей. Дискомфорт помогал мне постоянно двигаться вперёд. Мы не можем изменить то, что уже произошло, но мы можем использовать ресурс, который эта ситуация нам подарила.