Что такое коллективный страх и как его преодолеть?

Этот вопрос прислал наш читатель. Вы тоже можете задать свой вопрос Лайфхакеру — если он будет интересным, мы обязательно ответим.

Виктор Вахштайн

Кандидат социологических наук, профессор, декан факультета социальных наук МВШСЭН.

Обычно под «коллективным страхом» подразумевают некоторое общее эмоциональное состояние какой-то большой социальной группы — «общества», «народа». Примерно так, как это показано в пьесе «Страх и отчаяние в Третьей империи» немецкого поэта и драматурга Бертольта Брехта.

Даже если вы чего-то боитесь только потому, что этого боятся ваши друзья, родители, соседи или просто знакомые — это не коллективный страх. И даже когда множество людей независимо друг от друга боятся, как им кажется, одного и того же — ядерной войны, голода, заражения, внезапного ареста — это тоже не коллективный страх.

Так откуда тогда берётся миф о коллективном страхе? Из привычного мышления по аналогии. Вот есть человек. Он может быть напуган, может тревожиться о чём-то, у него могут быть фобии, навязчивые состояния, паника. А есть «коллектив» или «общество». Это такой агрегат, собранный из множества людей. И получается, у него, если хорошо поискать, можно тоже найти какую-нибудь фобию.

Социологи в конце XIX века в Европе (и в конце ХХ века в России) с увлечением играли в коллективную психодиагностику, рассуждая о «тревожном обществе», «невротичном социуме», «общественных страхах» и «социальных фобиях». Вот только смысла у таких понятий не больше, чем у «коллективной любви» или «общественной грусти».

Однако тот факт, что общество — это не гигантский организм, а коллективное состояние — не плавильный котёл индивидуальных эмоций, ещё не означает, что наши чувства не могут быть вызваны поведением других людей. Напротив, глубоко личные переживания — от лёгкой тревоги до панической атаки — насквозь социальны.

То есть об индивидуальной эмоциональной реакции, которая «запускается» внешними триггерами — событиями, действиями или словами — после того, как нечто распознаётся в качестве угрозы. Причём угроза и триггер не обязательно совпадают. Собственно, внешний триггер (источник индукции) — это то, что делает угрозу угрозой.

К примеру, вы узнаёте из родительского чата, что в школе, где учится ваш ребёнок, торгуют наркотиками. Тут же появляется какой-то отец, который точно знает (он сам видел, ему надёжные люди сказали), что подростки с подозрительной внешностью продают героин пятиклассникам за школьной спортплощадкой. И вот после нескольких часов родительской истерии вы — в прошлом рациональный, здравомыслящий, не склонный к проявлению эмоций человек — отпрашиваетесь с работы, чтобы присоединиться к «родительскому патрулю».

А про моральную панику, связанную со слухами о «синих китах», есть любопытное исследование команды антропологов под руководством Александры Архиповой.

Источники индукции страха различаются по масштабу и по типу.

• Введение режима самоизоляции или обыски у друзей — «устрашающие» события, которые не зависят от того, что про это говорит и думает ваше ближайшее окружение.
• Действия ваших знакомых — тех, что в первые дни пандемии закупились макаронными изделиями и патронами к карабину «Сайга».
• Слова, высказывания, повествования, пронизанные чувством страха — от поста малознакомого человека в Facebook* до передач на Первом канале.

Причём по мере развития средств коммуникации меняются и способы заражения страхом. Он вербализуется, становится более «болтливым». Это больше не безмолвный ужас американского фермера, роющего на заднем дворе бункер в ожидании ядерного апокалипсиса. Сегодня страх — это бурление панических постов и комментариев в социальных сетях.

Тем более что социология эмоций уже хорошо зарекомендовала себя как область исследований. Начать погружение в неё можно с книги «An Invitation to the Sociology of Emotions» Скотта Харриса. Также рекомендую «Страх. История политической идеи» Робина Кори.

*Деятельность Meta Platforms Inc. и принадлежащих ей социальных сетей Facebook и Instagram запрещена на территории РФ.